Роберт Уоррен - Рассказы [Компиляция]

Женщина забрала книгу.

— А теперь, Виола, я хочу, чтобы ты ушла. Ты нехорошо со мной поступила, и нехорошо поступила с этими неграми, которые хотели тебе помочь, пустили в дом, приглашали на вечеринки и куда там еще. — Отвернувшись и глядя на долину, она говорила быстро и резко. — Так что уходи. Возвращайся лучше в Алабаму, к своим.

— Ладно, мэм, — проговорила негритянка без всякого выражения и стала спускаться с крыльца.

Женщина подошла к краю веранды.

— Уезжай, — сказала она. — Не желаю тебя больше видеть, никогда.

Негритянка медленно шла по неровной кирпичной дорожке. У калитки она остановилась, провела пальцами по серому штакетнику. Потом обернулась.

— Я бы про вас такого никогда не сказала, мисс Аллен, — сказала она. — Я хочу вас видеть, — и выйдя из ворот, стала спускаться по склону холма.

Женщина села на верхнюю ступеньку, жадно затянулась и выдохнула дым. Из двери вышел её муж.

— Уволь ты её, — сказал он с неприязнью.

— Уже. Хитрый ты, — взгляд у неё был укоризненный, — уходишь, а всю грязную работу оставляешь мне. Вечно ты так.

— Присутствовать при этом было выше моих сил, — миролюбиво сказал он. — У меня чувствительная натура. — Он бесцельно стукнул несколько раз по клавишам машинки. — И что ты ей наговорила?

— Это было ужасно, — сказала она. — Просто отвратительно. — Она поднялась и направилась к открытой двери. — Я вела себя как ханжа, как какая-нибудь ретивая дура-христианка.

— Ну правильно, ты же посещала воскресную школу, скажешь — нет?

Она докурила сигарету до конца, оторвала прилипший к губе окурок и погасила о дверной косяк.

— А под конец я сказала, что больше не желаю её видеть.

Он перевел каретку, чтобы начать новый абзац, и откинулся на стуле.

— А тебя никто и не заставляет.

Большая старая машина жалобно стонала, спускаясь с холма и скользя по песчаной колее с бегущей под гору желтой водой в ошметках белесой пены. Дождь никак не унимался, крупные капли падали почти отвесно, потому что в долине было безветренно. Молодые листья на деревьях вдоль тропы вздрагивали под ритмичными ударами.

— Я прихожу домой, — с горечью сказал он, — и ты меня снова в это втягиваешь.

— Ты, наверное, думаешь, что мне это доставляет удовольствие.

Сидя за рулем машины, грохочущей по неплотным доскам моста, под которым кипела и бурлила вокруг каменных опор небольшая речка, он сказал:

— Я уже по горло сыт этими неграми.

— Джейк прислал за нами мальчишку по такому ливню, в такую даль, сказал, что это важно.

— Ну хорошо, хорошо, — сказал он, — мы же едем.

Они свернули на черное, тускло блестевшее асфальтовое шоссе. Дождь немного утих. В двухстах ярдах от поворота, под двумя дубами, которые до сих пор не дали листьев, стоял обветшалый дом с мокрой черной крышей, похожий на ящик, на высоком каменном фундаменте. Мужчина и женщина пересекли двор — голый, без единой травинки, с утрамбованной землей, где вода скучно стояла в лужах без бликов и отражений.

Он постучал в дверь и отступил, пропуская жену вперед. Открыл им высокий негр, теперь он был в рабочем комбинезоне и босой, в одних носках.

— Добрый вечер, мисс Аллен, — сказал он. — Вот спасибо, что приехали, да ещё в такой дождь.

— Зачем ты звал нас, Джейк?

— Из-за этой девушки, Виолы, — сказал он и попятился в дом; они вошли за ним.

Женщина-негритянка с черным, худым лицом поднялась со стула у плиты в центре комнаты, натянуто кивнула и сдвинула на лоб очки в стальной оправе.

— Из-за этой девушки, — сказала она.

— А что с ней? — спросила женщина.

— Валяется в постели и не встает. Я говорю ей, чтоб уезжала, а она не отвечает. Лежит и молчит. Три дня уже. — Она сердито запыхтела, потом продолжала более сдержанно: — Сами пойдите поглядите.

— Я поговорю с ней.

Взявшись за ручку двери в другую комнату, негритянка повторила:

— Вы скажите ей, мисс Аллен, пусть уезжает.

Шторы были задернуты, сквозь щель проникал скудный свет, выхватывая из сумрака кресло-качалку с наваленной одеждой и серым жакетом сверху, стол у стены и кровать. Она лежала на спине, натянув до подбородка простыню. Когда они вошли, она скосила на них глаза, всего на секунду, и медленно отвела, снова уставясь в потолок.

— Виола, — сказала женщина.

Женщина на кровати не отзывалась, и лицо её не изменило выражения.

— Виола, ну-ка отвечай немедленно. — Она подошла ближе и положила руку на спинку стула у кровати. На стуле стоял ковш с водой, кусок сыра и открытая пачка печенья. — Ты меня слышишь? Ответь мне!

— Я вас слышу.

— Давай-ка, Виола, вставай. Так и заболеть недолго. — Она нетерпеливо тряхнула спинку стула. — Три дня — на одном сыре с печеньем.

Старая негритянка подошла ближе, её бугристое черное лицо в полумраке казалось лицом оракула.

— Вы ей скажите, чтоб уезжала, — сказала она.

— Слышала, Виола? Ты нехорошо поступаешь с этими людьми. Тебе надо уехать.

— Я слышу, — сказала женщина на кровати, все так же глядя в потолок.

— Я куплю тебе билет до дома. На автобус. Но тебе надо уехать.

— У меня есть деньги, — сказала она.

Белая женщина с минуту глядела вниз, на тело под простыней.

— Ты не можешь здесь оставаться, — добавила она.

— Да, мэм, — прозвучало с кровати.

— Так вставай и отправляйся, сейчас же. Слышишь меня?

— Да, мэм.

— До свиданья, Виола, — сказала она, но ответа не получила. И вышла в другую комнату, где ждали хозяева.

— Она уедет, мисс Аллен? — спросил негр.

— Думаю, да Джейк. Сказала, что уедет.

— Никуда она не собирается ехать, — яростно перебила негритянка. — Ничего кроме «Да, мэм» от неё не добьешься. Вы ей скажите, чтоб уезжала. Я никому не позволю вот так валяться на постели в моем доме. Вы должны сказать ей…

— Замолчи, Джози, — приказал негр.

— Я сделала что могла, — сказала женщина. Она достала из сумочки банкноту и положила на стол. — Это ей на автобус, — сказала она и направилась к выходу, где на веранде её поджидал муж. Она взяла его под руку. Негр вышел за ними следом и плотно прикрыл за спиной дверь.

— Мисс Аллен, — проговорил он и помолчал, но не от смущения, — моя жена не хотела вас обидеть, когда так говорила. Она просто беспокоится. Эта девушка лежит там…

— Все в порядке, Джейк.

Они спустились во двор и сели в машину. Дождь перестал, и справа от шоссе лучи заходящего солнца легли на поле молодой пшеницы. Они свернули на свою дорогу, проехали по деревянному мосту, миновали дерево, на верхушке которого в косых лучах солнца блестели листья.

— Жалко её, — сказала наконец она. — Как подумаю, что она лежит там на кровати…

На подъеме он перешел на вторую скорость.

— Я сыт по горло, — сказал он.