Ян Ленчо - Соло для оркестра

В гайницкий дом пан Польцар привез с собой свой малый зверинец: ослика, несколько персидских и сиамских кошек, тяжелого, но при этом очень быстрого сенбернара по имени Юмбо. Во дворе бегали в огромном количестве куры, гуси, утки, в клетках теснились кролики. Все это словно чудом бурно размножалось и росло, так что пан Польцар то и дело предлагал односельчанам котят, гусят, кроликов и яйца.

Из-за этого зоопарка на дому никто его особенно не посещал, да, по правде сказать, пан Польцар никого к себе и не звал. Когда мы окончательно утвердились в Гайнице, пани Ганоускова предупредила маму насчет «этого старого дурака», у которого под кроватью, говорят, свились колечком змеи. Скорпионов в карманах пан Польцар явно не носил, это пани Ганоускова сильно преувеличила, я бы это заметил, приглядываясь к нему, пока он у нас работал.

Досказав мне тогда историю маэстро Липуччи, он вышел со мной на улицу и мелкими быстрыми шажками, немного пригнувшись, будто был в цирковой клетке, направился к своему дому.

Мне надо было торопиться, чтобы убежать, пока не вернулась мама; она бы меня еще задержала обычными разговорами о простуде. С тех пор как мы остались с ней одни, мама все боится, как бы чего не случилось, и все время беспокоится обо мне.

Я оседлал своего золотистого «фаворита» и что есть мочи закрутил педали. Я молнией промчался мимо пана Польцара, который прокричал мне вслед: «Держись крепко! Смотри не упади!»

Я гнал велосипед через всю Гайницу в гору, по дороге, зигзагами поднимавшейся к главному шоссе, которое тоже, слегка изгибаясь, шло на подъем и спускалось только к районному центру, точно двадцать пять километров, отрезок, на котором завтра мы будем соревноваться.

Когда мы переехали из Праги, я первым делом осведомился о велосипедной секции, куда принимают и подростков. Все оказалось просто: случайно в ближайшем райцентре была очень приличная команда велосипедистов.

В команде подростков я и познакомился с Вашеком и Ольдой, которые жили в деревнях неподалеку от Гайницы, и вместе с ними стал ездить на тренировки.

Я нагнал ребят вскоре после выезда на главное шоссе, подстроился к ним и, чтобы как-то оправдаться, рассказывал им урывками, когда мы останавливались, про пана Польцара, то есть, собственно, про Тони Полло, но про медаль и про то, что я должен победить, я им, разумеется, не говорил, потому что победить хотели мы все трое.

В ту последнюю тренировку мы не очень-то выкладывались, но все равно вернулись домой уже затемно. Мама, к моему удивлению, особенно меня не ругала, она знала, что на другой день чемпионат, к тому же была пятница, а в пятницу она сидит на почте до восьми часов и очень устает.

— Пан Польцар велел сказать, что в воскресенье займется ванной, — затараторил я, чтобы она не заметила моей мокрой от пота майки.

Бедняжка мама тотчас поддалась на провокацию и с воодушевлением заговорила о том, что́ мы еще с помощью пана Польцара устроим в своем гайницком гнезде, какой это будет образцово-показательный дом, что в нем и не узнаешь старую развалюху.

Она любила говорить о том, что мы сумели сделать, как бы люди в Праге дивились, чего мы с ней можем добиться. «Людьми», в сущности, был всего один человек — мой папа. Он бы и в самом деле дивился, но только на дом, нас бы он и не заметил.

В субботу я проснулся сам собой невероятно рано и заверил себя, что должен победить. Ради мамы, чтобы ей была радость, ради папы, чтобы можно было это ему сообщить в двух фразах, чтобы видел, чтобы вправду дивился, а еще мне надо победить ради пана Польцара, раз я перед ним так хвалился и раз он мне обещал медаль.

Это было не так легко. Сначала я оторвался и долго ехал один впереди, но на второй половине дистанции меня догнали три парня, в том числе и мой приятель Вашек, на финише я крутил педали что есть мочи, я чувствовал кровь на нёбе, ноги сводила судорога, но я пришел первым.

О соревнованиях написали в районной газете, и с тех пор главный гайницкий болельщик всех видов спорта почтальон Квайзер называл меня «чемпион».

Пан Квайзер писал свою фамилию через Q: Qaiser, и горе тому, кто неосторожно обозначал его как Kvaiser’а, он ужасно этим Q гордился — больше, чем я своим чемпионством. Главной его специальностью был футбол. Он с солидным видом выдавал километровые комментарии по каждому поводу — разумеется, тут был хоккей, но также и атлетика, велосипедный спорт, ручной мяч, плавание, баскетбол, гимнастика, словом, все дисциплины, поминаемые в Спортлото; но футбол он знал во всех тонкостях.

Я носил маме на почту еду, и пан Квайзер, который в обед тоже там обычно бывал, вместо десерта угощал меня своими догадками, каков был результат матчей в первой лиге, — это по понедельникам и вторникам, в остальные дни рассуждал о том, каков этот результат будет. Я сам прилежно читал газету «Спорт», составы команд, входящих в лигу, знал наизусть, поэтому мог со знанием дела подыгрывать ему в его тактических маневрах.

— Пани заведующая, ваш Лукаш — правильный парень, потому что он по-настоящему разбирается в футболе, не то что наш Ярда, который путает пенальти с пеналом, — хвалил меня пан Квайзер маме.

Его сын Ярда, мой соученик, хотел стать астрономом; он решал уравнения для всего класса, но, путая пенальти с пеналом, не мог поддерживать заинтересованный разговор с отцом о футболе. Все-таки лучший вариант, чем мой; я со своим отцом ни о чем не разговариваю.

Роскошные оргии футбольных сплетен разыгрывались на почте каждую пятницу, когда в полдень к почтальону приходил местный парикмахер пан Студанка.

Эти двое уже испокон веков заполняли карточки спортивного тотализатора, «Сазки». Спортлото они презирали; в Спортлото играют только люди спортивно малограмотные, в то время как тотализатор требует хорошо развитых извилин, так любил выражаться почтальон. Они старательно взвешивали шансы отдельных команд, наших и зарубежных, они выдавали двойные, тройные и не знаю какие еще комбинации. За эти годы они уже несколько раз выигрывали вторую премию, но первую всего один-единственный раз, и в их воспоминаниях постоянно фигурировали те двенадцать тысяч крон.

После моего победного финиша произошло еще кое-что. Пан Польцар не забыл про медаль. В первый же день после соревнований, когда он к нам пришел доканчивать ванную, он, правда, до самого обеда ни словом об этом не обмолвился, но, когда подошел обеденный перерыв, хитро поглядел на меня, смеясь глазами, и сказал:

— А теперь приступаем к награждению. Ты занял первое место? Занял. Теперь ты идешь со мной, потому что тебя ждет медаль, как я и обещал.

И в самом деле, мы отправились к нему домой, что само по себе было уже событием выдающимся. Невольно я припомнил ядовитых гадов и прочую нечисть, о которых с содроганием рассказывала пани Ганоускова.