Альфонз Беднар - Современная словацкая повесть

— Значит, будешь таскаться к ним каждый день аж до водонапорной станции? — удивлялся сосед.

Голубятник вяло кивнул головой:

— Почему бы и нет?

— Неизвестно еще, где тебе дадут квартиру, может, у черта на куличках. — Богуш махнул рукой куда-то на север.

— А может быть, и ближе, — вмешался Франтишек в их спор.

— Вряд ли. Сейчас строят только там.

— Все равно буду ходить, времени у меня много! — отрезал Вондра.

— Попросите квартиру в каком-нибудь старом районе, там, бывает, жилье освобождается, — посоветовал голубятнику Франтишек.

— Как же, ждали там его! — ухмыльнулся Богуш.

— Ничего, гулять полезно. По-твоему, я должен сидеть дома у окна и ждать смерти? — не сдавался голубятник.

— Зачем ее поминаешь, чего ты ее кличешь! — рассердился Богуш. — Пробьет час, сама придет…

Протест Богуша Вондра пропустил мимо ушей.

— Крылышки я им стяну веревочкой, со временем привыкнут к новому месту.

— И до каких пор они будут жить инвалидами? — спросил Франтишек.

— До каких? — Вондра задумался, наморщил лоб. — Пока здесь все не снесут.

— Старый дуралей! — не сдержался Богуш.

— Вот тогда я их выпущу. — На его губах появилась улыбка. — Выпущу их, и взлетят они и закружат над портом, потом спустятся пониже, начнут высматривать старую свою шелковицу, вон ту, во дворе…

— И прощай, старый Вондра, полетят они на чужие крыши или попадутся в ловушку к какому-нибудь ловкачу, — подхватил сосед. — Продай их лучше, пока не поздно!

— …станут всматриваться, а шелковицы уже нет, — продолжал фантазировать Вондра. — Нет и старого голубятника, никто не любуется их полетом, нет и этой залатанной крыши… И взлетят они высоко-высоко, сделают еще пару кругов, не веря своим глазам. И тогда они… — Вондра осекся, словно только сейчас до конца осознал все, о чем говорил. — И тогда они… вернутся к брату, к нему на крышу, вернутся… — Он облизал сухие губы, затряс головой и, не говоря больше ни слова, засеменил на другую сторону улицы, к своему дому, к милым его сердцу птицам.

В сплошной застройке Сиреневой улицы в трех участках от дома Богуша многие годы зияла щербина — заросшая бурьяном пустошь. Появилась она, кажется, во время войны, когда дом, стоявший на этом месте, сгорел, а то немногое, что от него осталось и могло к чему-то сгодиться, разобрали соседи. Обгоревшие стены обвалились, распались на куски, земля вокруг зарастала терновником, лопухом и чертополохом. В первые послевоенные годы и до недавнего времени эта брошенная земля стала любимым местом детских игр. В кустах было тщательно замаскировано несколько блиндажей — так называли свои тайные укрытия мальчишки с улицы. Именно тут, в этих самых «блиндажах», они, давясь от кашля, затягивались дымом первой сигареты и чувствовали себя вольготно. Нелегко им было расстаться с этим уголком, освященным их тайными детскими радостями; возможно, оттого они, уже повзрослев, настороженно и даже неприязненно относились к человеку, который в конце шестидесятых годов, года через три после большого наводнения, шуганул ребятню с их обжитой территории и на этом практически пустом месте поставил дом — кирпичную четырехстенку с несуразной, вычурной крышей, какие одно время были в моде в этой местности, да и по сей день встречаются почти на каждом шагу, особенно в деревнях. Впоследствии хозяева крышу эту разобрали, надстроили второй этаж, увенчав строение уже более современной плоской крышей. С владельцем особняка, новизна которого еще больше подчеркивала безликую убогость близлежащих домов, Франтишек лично знаком не был, но в лицо его знал. Фамилию его он не запомнил, хотя мать в разговорах довольно часто упоминала ее. Этот дом появился, когда Франтишек уже не жил с родителями на Сиреневой улице, но регулярно навещал их.

После того как старый голубятник ушел к своим питомцам, Франтишек тоже собрался уходить, а сосед Богуш вызвался проводить его и немного прогуляться. Но перед тем особняком они задержались, встретив у калитки его хозяина.

— Что, сосед, у вас уже были? — спросил он у Богуша.

— Завтра опять придут, — ответил Богуш.

— А я на сегодня отгул взял, — покачал головой хозяин.

— Ушли уже, — развел руками Богуш. — А вас это, может, и не коснется… Жалко ломать такой крепкий дом.

— Эх, еще как коснется, — вздохнул сосед.

— Да, недолго вы в нем пожили. — Франтишек окинул взглядом особняк, покрытый снаружи белой, еще не потемневшей штукатуркой.

— Черт вас дернул построиться именно здесь, — с легкой укоризной заметил Богуш.

Хозяин лишь пожал плечами. Потом, помолчав, все же ответил:

— Вон оно как бывает… Но что теперь говорить… Я уж это знаю… Второй раз за несколько лет… Нелегко это… — Говорил он отрывисто, делая короткие паузы, и после каждой, как бы наверстывая упущенное, выпаливал фразу на одном дыхании, пропуская звуки, отчего вся его речь непривычному слуху казалась маловразумительной. — Был у нас дом в Аранёше… В шестьдесят пятом завалился… грунтовые воды… Да и материал сырой… Нам могли бы новый построить, но жена… Ни к чему, говорит, он нам, ведь в городе работаем, лучше квартиру попросим в многоэтажке… Получили квартиру… Живу, а привыкнуть не могу… Через два года стал строить вот этот… Ох и намучился я с ним. — Он глубоко вздохнул и грустно улыбнулся.

— Дом новый, так что заплатят вам прилично. Построите себе еще, — утешал его Богуш.

— Никто не заплатит… кто учтет работу… А нервы… А сколько я сунул тем за стройматериалы… Это мне кто заплатит… А рабочие… Один бог знает, сколько я им ставил палинки, вина, пива… — Голос у владельца самого нового дома на Сиреневой улице сорвался.

— Это точно, трудов со стройкой много, — подтвердил Богуш. — Официальная оценка — курам на смех…

— На смех, на смех… — подхватил тот.

— Но все-таки кое-что получите. Не так уж много. Снова построитесь, там, за вокзалом, в господском районе, — подбадривал Богуш. — Заживете среди сливок общества.

— Шутите… — насупился хозяин.

— У вас, наверное, будет первоочередное право на получение участка?

— Мне теперь все равно.

— Вы еще молодой, — рассудительно втолковывал Богуш. — Что-то вам возместят, и дело пойдет, кое-что подкопите, кое-что своруете, как другие, а там, глядишь, опять дом поставите…

— Мне негде воровать, — отвечал, покраснев, владелец дома, не похожего на все остальные по Сиреневой улице.

— Это я просто так, к слову, что называется, — пошел на попятную Богуш.

— Я не из тех, что воруют… Да им и воровать-то не надо… За них это делают другие… У таких дома сносить не станут…

— Вы только не серчайте, — успокоил Богуш соседа. — Мне известно, что этот дом не на ворованные деньги построен.