Ханан аль-Шейх - Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире

– О прекраснейшая, – прошептал я, – позволь мне освободить тебя из тюрьмы и избавить от ифрита, давай найдем способ вернуться в мое царство и страну, где ты станешь моей женой, и мы будем жить счастливо, покуда смерть не разлучит нас.

Она засмеялась:

– Не жадничай, любовь моя. Разве я не дарю тебе девять ночей со мной и только десятую собираюсь проводить с ифритом?

Но страсть и любовь уже завладели моим сердцем.

– Разве это жизнь для тебя – быть похороненной заживо под землей, в этом неверном, слепящем свете? Я хочу только показать тебе свет настоящего дня. Красоту нашего мира, солнце, луну и звездную ночь – все, чего ты здесь лишена.

Но любимая отвечала:

– Разве довольство своей участью не есть добродетель? Девять ночей для тебя, и одна для ифрита.

– Я понимаю, что страх заставляет тебя терпеть от ифрита всяческие несправедливости, – воскликнул я. – Но как ты можешь выносить жизнь с ним?

При этих словах она заплакала.

– Я долго была безутешна. Я падала без чувств каждый раз, когда его видела. Но привычка и одиночество примирили меня с его обликом и обществом.

Гнев закипел во мне.

– Не могу и думать о том, что ты останешься в этом аду, – вскричал я. – Клянусь Аллахом, я вызову ифрита на бой и убью его!

И я бросился к талисману, но девушка вскочила и взмолилась:

– Прошу тебя, не трогай. Если тронешь талисман, то погубишь нас обоих. Я слишком хорошо знаю этого ифрита и его жестокость.

И еще сказала она:

Но я не послушал ее. Я хотел убить и стереть с лица земли всех демонов, и первым – того, кто держит ее взаперти. Я бросился на талисман и разломал его на части. И сразу же дворец задрожал, засверкали молнии и послышались ужасные раскаты грома. Тут остатки хмеля испарились из моей головы.

– Что это? – вскричал я.

– Это ифрит – беги, спасайся! – отвечала моя возлюбленная в великой тревоге не о себе, но обо мне.

Одним прыжком я взлетел вверх по лестнице, забыв свой топор и веревку. С последней ступени я увидел, как стена волшебного дворца дала трещину, и из нее показался ифрит.

– Что случилось? – спросил он в сильном раздражении. – Зачем ты меня позвала?

– У меня заболел живот, – поспешно ответила девушка, – и я выпила вина, опьянела и упала на талисман, и он сломался.

Ифрит впал в бешенство – ярость его не знала себе равных, и, когда он зарычал на девушку, ступени у меня под ногами задрожали.

– Откуда тогда эти топор и веревка, распутная ты девка? Не станешь же ты отрицать, что их принес сюда человек!

– Я их раньше никогда не видела. Наверно, они зацепились за твою одежду по пути сюда, – невинно отвечала девушка.

Но ифрит не поверил ей. Он так ударил ее по щеке, что у меня сжалось сердце. Потом он сорвал с нее одежду, привязал ноги и руки к четырем столбам и стал стегать моей же веревкой, чтобы вырвать у нее признание. Крики ее и стоны заполнили весь дворец и мои уши, и я не вынес, поднялся на последнюю ступень и выбежал вон. В лесу моя горечь и отчаяние сменились злостью на самого себя. Как я мог своим себялюбием и самонадеянностью подвергнуть мою возлюбленную такой муке? Но я положил деревянную крышку на место и прикрыл ее дерном и травой. Я нашел вязанку дров, которые нарубил перед тем, как наткнулся на вход в подземелье, и поспешил обратно к портному. Увидев меня, он облегченно вздохнул:

– Я уж подумал, один из врагов твоего отца вызнал, кто ты такой, и убил тебя!

Я не сказал ему, что случилось со мной и с моим топором и веревкой. О, как же я потом сокрушался, сидя в одиночестве, тысячу раз, снова и снова виня себя, что трусливо покинул возлюбленную мою в беде, привязанную к кольям и страдающую от жестокой боли. Сожаления и скорбь грызли меня, ибо никогда уже мне не увидеть девушку, в которую я влюбился телом и душой, и не будет мне больше радости в этой жизни, даже если мне суждено вернуться домой. Ведь с ней ничто не могло сравниться!

Вдруг в мою каморку вошел портной.

– Какой-то старик пришел вернуть тебе веревку и топор: дровосеки узнали их и сказали ему, где тебя найти.

Я затрясся всем телом, и почувствовал, как краска сошла у меня со щек, и огляделся, ища, куда бы скрыться.

– Что с тобой, что случилось? – спросил портной.

Не успел я ответить, как дверь распахнулась, и на пороге появился старик с моей веревкой и топором в руках.

– Не твое ли это? – спросил он.

Он не стал ждать ответа, а схватил меня за пояс и взлетел со мной в самые облака и летел, летел, а ветер хлестал мне в лицо. Я снова оказался в подземном дворце. Любимая моя лежала на полу, словно мертвая, тело ее было залито кровью, а лицо слезами.

Ифрит бросил меня на землю.

– Эй, распутница! – загрохотал он. – Смотри, что я тебе принес! – И он за ногу подтащил меня к ней. – Разве этот человек не твой любовник?

Девушка посмотрела на меня полными слез глазами, и я видел, что она меня ни в чем не винит.

– Я его не знаю, – сказала она. – Никогда его прежде не видела.

– Значит, не из-за него я тебя наказал? – прорычал ифрит.

– Неужели ты хочешь, чтобы я солгала тебе, чтобы ты убил его без причины и без жалости? – прошептала она.

– Если ты и впрямь его не знаешь, то без сожаления отрубишь ему голову.

Он поднял ее на ноги, прикрыл одеждой избитое тело и протянул ей свою саблю. Девушка взяла ее и подошла ко мне. Я смотрел на нее, стараясь дать ей понять, что умоляю простить меня. В ее лице и затуманенных глазах я увидел лишь любовь. Должно быть, мы смотрели друг на друга чересчур долго, ибо ифрит подошел ближе и устремил на нас свой пронзительный взгляд. Я отвернулся, а она отбросила саблю со словами:

– Я не могу отрубить голову человеку, которого не знаю!

– Ага! – зарычал ифрит. – Ты отказываешься! Значит, он и впрямь твой любовник! Вот ты и созналась в своем мерзком преступлении и обмане.

И он обратился ко мне:

– Знаешь ли ты, человеческое отродье, эту женщину?

Я посмотрел на возлюбленную, пытаясь взглядом убедить ее в том, что я ни за что не предам ее, даже если мне придется пожертвовать жизнью.

– Откуда мне ее знать, если я впервые оказался в этом дворце?

– Тогда ты с легкостью отрубишь ей голову, – отвечал беспощадный ифрит. – Ну же, давай! Я освобожу тебя, человек, как только ты убедишь меня в том, что она мне не изменяла.

Я взял саблю и сказал:

– С удовольствием.

Но возлюбленная не поняла мой ответ и взглянула на меня с упреком. «И это плата твоя за любовь?» – говорили ее глаза.

Я посмотрел на нее, страшась, что ифрит разгадает мои мысли, и пытаясь сказать ей взглядом: «Я готов отдать жизнь за тебя».