Пак Кён Ри - Дочери аптекаря Кима

Здание было пусто. Похожий на посыльного молодой человек занимался уборкой.

— Прошу прощения, вы не могли бы сказать…

Молодой человек, взглянув на Ёнок, широко округлил глаза.

— Вы случайно не знаете Со Гиду из Тонёна…

— А! Со Гиду?

— Да. Я только что из Тонёна. Вы не скажете, где я могу его найти?

— Я не знаю, где он, сегодня его не было.

— Не было? — Ёнок чуть было не расплакалась. Увидев, как сильно была расстроена женщина, молодой человек решил помочь и сказал:

— Вы говорите — из Тонёна?

— Да.

— Подождите-ка. У нас есть дежурный по ночной смене, господин Ким, он тоже из Тонёна. Я спрошу у него.

Ёнок, как стояла, держа узелок и ребенка за спиной, так и осталась стоять. Она так расстроилась, что ей было совершенно безразлично, плачет ребенок или нет.

— О! Какая встреча, госпожа Со!

Ёнок оглянулась и увидела друга Гиду. Она слышала, что Гиду поехал на заработок в Пусан именно по его совету. От радости и волнения Ёнок не могла выговорить и слова.

— Откуда вы взялись?

— Я только что с корабля из Тонёна.

— Ай-яй-яй. Как же так? А Гиду сегодня дневным кораблем уехал в Тонён, как жаль.

— Что?! Уехал в Тонён?

— Да. Мол, в Чусок не приезжал, вот и …

Ёнок осела. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не разрыдаться.

— Значит… Придется вернуться.

— Отдохните денек и завтра поедете. Куда вам с ребенком, да еще ночным кораблем?

— А есть ночной рейс?

— Есть-то он есть. Но судно такое маленькое и идет в обход. Так что с трудом можно вытерпеть весь путь. Отдохните, а наутро отправляйтесь большим кораблем.

— Нет, не могу. Мне надо ехать, — Ёнок, как угорелая, даже не попрощавшись, выскочила на улицу.

— Госпожа Со, подождите же! — Ким бросился за ней. Догнав ее, он впопыхах сказал: — До корабля еще достаточно времени. Я куплю вам билет, перекусите хотя бы.

— Нет, спасибо, — Ёнок, услышав, что у нее еще есть время, замедлила шаг.

— Вы обедали?

— На корабле…

— Давайте сначала поужинаете, а потом пойдете на корабль.

— Не хочу.

Ким, чувствуя себя неловко с замужней женщиной, не стал больше настаивать и проводил ее до пристани. Там он попросил Ёнок подождать, сам зашел в кассу и купил для нее билет.

— Билет второго класса.

— Вот, возьмите деньги, — Ёнок хотела было достать из-за пазухи кошелек.

Ким замахал рукой и отказался:

— Не надо, оставьте себе. Ну, ладно. Мне пора, — поспешил он оставить Ёнок одну, пока она не достала деньги и не всучила их ему.

Душа Ёнок обливалась кровью. Сидя в грязном от мусора зале ожидания, она понимала, что ехать в таком состоянии было бы глупо. Ребенок, кусая пустую грудь, плакал от голода. Ёнок вспомнила, что на набережной продавали тток, кашу и лапшу. Она взяла узелок и поплелась к торговцам. Купила одну порцию лапши. Села, скрестив ноги, прямо на землю. Крупная слеза выкатилась из ее глаз и упала в тарелку с супом. Бесконечная тоска и жалость к себе разрывали ее сердце. За ней краем глаза наблюдал рабочий, который также попивал бульон.

Пройдя контроль, Ёнок поднялась на корабль. Несмотря на то что все пассажиры уже поднялись на борт, корабль не отплывал, так как еще не окончилась погрузка багажа. Это было то самое жалкое судно, которое Ёнок пропустила в Тонёне.

Во втором классе ехали только торговцы. Салон второго класса не шел ни в какое сравнение со вторым классом большого парохода. Это судно было больше грузовым, чем пассажирским.

— И что это они тянут с погрузкой? Пора бы уж и отчалить.

— Не сыграть ли нам в карты?

Мужчины разлеглись по салону, как в своем собственном доме, достали корейские карты хвату и стали играть. Женщины, словно трещотки, не останавливаясь, обсуждали жизнь в Пусане, ни во что не ставя Тонён, жаловались на свою неудавшуюся участь и прочее.

Когда огромный, как остров, грузовой корабль осветил море своими огнями, на набережной тоже зажглись огни и судно вышло в море.

Гиду отправился налегке из Пусана в Тонён, положив только деньги во внутренний карман. Как только он вступил на родную землю, он твердой походкой направился в Ганчанголь, в дом тестя. Каждый раз, когда он сходил с корабля, Гиду в первую очередь направлялся либо в пивную на набережной, либо в дом аптекаря. Если раньше он шел к тестю по причине их общей работы, то теперь он сам не понимал, почему, оставив свой родной дом, где его ждали жена и ребенок, он поднимался к деревне Ганчанголь. По ветру развевались полы его мятого недорогого костюма, на душе был беспорядок, как и в одежде.

— Простите, что не смог приехать на Чусок, — Гиду поклонился до земли измученному болезнью аптекарю и сел перед ним.

— Был очень занят?

— Да.

Этого было достаточно, чтобы простить и понять. Некоторое время они молча посидели друг против друга, после чего Гиду вышел из комнаты аптекаря во двор.

Там его уже поджидала Ёнхэ. Обращаясь к нему, она сказала:

— Дядя, эта сумасшедшая опять дурью мается. Рвет бумагу на двери и ничего не ест. Пойдите посмотрите.

По лицу Гиду пробежало нечто похожее на радость. Его грубая рука задрожала, когда он прикоснулся к дверному засову. Ённан сидела в комнате, охватив руками колени. Когда Гиду вошел, она вопросительно подняла свое бледное лицо, которое при сумрачном освещении комнаты казалось еще белее.

— Что ты тут устроила? — мягко спросил Гиду.

Ённан улыбнулась.

— Явился? Где тебя носило? Как же долго я тебя ждала! Ну что? Принес, наконец, билеты на корабль?

— Принес.

— Тогда давай скорее уедем, пока нас никто не заметил, — Ённан схватила Гиду за руку.

Гиду на миг стал для нее Хандолем.

«Несчастная…» — подумал он.

Гиду убедил Ённан, что ему надо будет выйти купить билеты, успокоил ее и вышел. Рассеянной Ённан было все равно, идет ли он покупать билеты или он уже купил их. Гиду вышел на террасу и некоторое время пытался закурить.

— Вчера приходила Ёнок поздно вечером, — сказала, подходя к нему, Ёнхэ.

Он не ответил.

— А вы почему на Чусок не приехали?

Гиду всё ещё пытался прикурить.

— Ёнбин и тетя Юн очень сожалели, что вы не приехали…

— Ёнбин сразу же вернулась в Сеул?

— Нет, сначала съездила в Чинджу.

— В Чинджу? Зачем?

— Ради отца, чтобы пройти обследование в областной больнице.

— Да? И что говорят?

— Язва желудка, кажется. Говорят, что не серьезно.

— Но он так плохо выглядит.

— Это все из-за того, что он сильно переживает.

Гиду покинул Ганчанголь и отправился к себе домой, в Дэбатголь. Как только он вошел во двор, старик Со, сидевший на каменной ступени перед домом и державший во рту сигарету, нервно вскочил. В темноте выражение его лица было плохо различимо, и казалось, что оно было мертвенно-бледно.