Пак Кён Ри - Дочери аптекаря Кима

Эти слова, принятые Ёнбин за прямое признание в любви, заставили ее покраснеть. Почувствовав это, она смутилась.

— Что вы можете знать о человеке, которого видите всего лишь во второй раз? Ган Гык улыбнулся, подозвал официанта и заказал пива.

— Если честно, я раньше думал, что Тэюн вас переоценивает.

Тэюн посмотрел на них исподлобья.

— И вы не ошибались. Моему брату следует верить только наполовину.

— Ну, пора уже прекратить вам делать из меня дурака, — впервые за это время сказал Тэюн и улыбнулся.

— Романтизм все-таки было бы ошибочно называть излишеством, — продолжал Ган Гык, — прошу тебя оставить все эти твои литературные замашки.

— И что это ты разошелся сегодня?

Шутливый тон Ган Гыка скрывал в себе явный дружеский совет.

— Я и представить себе не могла, что вы, господин Ган, так красноречивы.

— Ха-ха. Видимо, я произвел на вас в Пусане нелучшее впечатление.

— Вы мне показались тогда таким холодным и невозмутимым, что когда Тэюн нахваливал вас, это вызывало лишь антипатию.

— Опять я виноват?

— Извини.

— Ты, Ёнбин, и представить себе не можешь, с кем ты сейчас говоришь. Господин Ган — это опытный актер. Его нельзя принимать поверхностно, а то разочаруешься. Он преображается постоянно; например, он может обратиться в такого гордеца, что ты просто разведешь руками.

— Спасибо на добром слове. Давайте закончим на похвале.

— Хо-хо-хо…

Наливая себе пива, Ган Гык обратился к Ёнбин:

— Не хотите ли съездить в Китай?

— Китай? — Ёнбин широко открыла глаза от удивления.

Лицо Тэюна опять выражало прежнее напряжение.

— Во-первых, это следует хорошо обдумать. Если мои дела позволят…

— Какие дела?

— Потребуется пара месяцев, самое большее — месяцев пять… — Только что смеющееся лицо Ёнбин омрачилось тенью грусти.

Они говорили и говорили еще. Когда же вышли из ресторана, уже было темно.

— Разрешите, я возьму вас за руку?

— Не надо, — Ёнбин, ощутив рядом руку Ган Гыка, смутилась и отдернула руку. Ган Гык оказался весьма тактичен. Как предупреждал ее Тэюн, пред ней сейчас стоял искусный актер, совсем не похожий на того молчаливого, с тяжелым выражением лица, человека, встреченного ею в Пусане.

— Вы снимаете комнату?

— Да. В общежитии я сильно уставала.

— Где вы живете?

— В районе Хэхва-дон.

— А точнее?

Ган Гык приостановился под фонарем и достал блокнот с ручкой. Ёнбин несколько растерялась.

— На всякий случай, вдруг мне понадобится вам написать, — заметив замешательство Ёнбин, Ган Гык добавил: — Я мог бы держать вас в курсе дел Тэюна.

— Номер двести семьдесят пять.

Занеся адрес в записную книжку, Ган Гык хлопнул Тэюна по плечу и сказал:

— Ну, тогда удачи. Мне в другую сторону. Госпожа Ким, мое почтение и до следующей встречи.

Ган Гык скрылся за углом улицы, словно унесенный порывом ветра.

Весть о том, что корабль «Санганхо» затонул, дошла до Ёнбин спустя десять дней после похорон Ёнок. Письмо пришло в тот момент, когда она уже вышла из дома, чтобы идти в школу. Прочитав, она вернулась к себе в комнату, какое-то время растерянно сидела и вдруг разрыдалась.

Весь день Ёнбин то ложилась, то садилась, но никак не могла успокоиться. День ото дня в тревоге в ожидании смерти отца, она не смогла мужественно перенести внезапную смерть Ёнок. Никогда при своей жизни Ёнок не говорила о себе, но Ёнбин слишком хорошо знала, что она не была счастлива. Это было видно по тому, как Ёнок после свадьбы стала фанатически следовать христианству. Осунувшееся лицо и потухшие глаза младшей сестры тревожили Ёнбин, но целый ряд непредвиденных происшествий мешали Ёнбин заботится о Ёнок так, как бы того хотелось, и это все больше и больше ее удручало. Чем больше Ёнбин думала об этом, тем больше осуждала себя, и тем больше болело ее сердце. Словно сотни тысяч солдат промаршировали по душе Ёнбин, втоптав ее в землю.

Когда стемнело, старушка, хозяйка дома, позвала Ёнбин с улицы:

— К вам кто-то пришел.

— Скажите, что я очень больна и лежу в постели. — Ёнбин не хотела никого видеть.

Вроде бы старушка вышла, как вскоре снова послышались чьи-то шаги.

— Госпожа Ким!

— Ох! — Ёнбин узнала голос Ган Гыка.

— Ничего, если я войду?

Ёнбин вскочила, отбросив одеяло.

— Я хотел бы вас видеть. Я ненадолго.

Через некоторое время Ёнбин открыла дверь комнаты и, стараясь держаться как можно спокойнее, сказала:

— Входите.

Ган Гык, войдя в комнату, заметил заплаканные глаза Ёнбин.

— У вас температура?

Ган Гык снял пальто, положил рядом и сел.

— Нет.

— А глаза такие красные, — нахмурился Ган Гык.

— Так, всплакнула.

— Что-то случилось?

Ёнбин показалось, что она сейчас не выдержит и упадет.

— Сестра умерла, — горестно выдохнула она. — Она была так добра, как ангел. Ёнбин, закрыв лицо руками, заплакала навзрыд. Плачущая Ёнбин была похожа на совсем маленькую девочку. Ган Гык в тот момент почувствовал не сочувствие, а скорее удивление. Казалось, что свет в тот момент потускнеет от страдания. Встречая Ёнбин первый и второй раз, Ган Гык не мог и подумать, что из её глаз могут течь слезы.

— Разве Тэюн вам ничего не рассказывал о нашей семье? — утирая глаза, спросила Ёнбин.

— Сейчас я жду смерти еще одного близкого человека, — Ёнбин посмотрела прямо в глаза Ган Гыку, — моего отца. Ему осталось жить самое большее, может быть, месяцев пять. Нет, еще меньше, ведь диагноз поставили месяц назад. У него рак желудка. Никто в семье, даже сам отец, не знает об этом.

Ган Гык молчал, давая ей выговориться.

— Мой отец рос сиротой. Бабушка покончила жизнь самоубийством, дед убил человека, после чего умер, никому неизвестно где. Нас в семье пять дочерей. Старшая — вдова, которую обвинили в убийстве новорожденного младенца. Я старая дева. Сестра после меня — полоумная. До того как сойти с ума, она любила слугу, воспитанного в нашем доме, но ей запретили его любить. Даже я была против их любви. По причине того, что он лишил ее девственности, сестру выдали замуж за наркомана, сына богача. В итоге муж-наркоман зарубил топором нашу мать и того слугу, любовника моей сестры. После чего моя бедная сестра помешалась. Известие о смерти четвертой сестры я получила сегодня утром.

Смотря в стену, на одном дыхании Ёнбин поведала историю своей семьи. Ган Гык неподвижно смотрел на сконфуженное лицо Ёнбин, потерявшее свой обычный горделивый вид.

— Не хотите выйти на улицу?

— На улицу?

— Давайте пройдемся по ночной дороге. Когда устанешь, крепко спится.

— Чтобы позабыть страдания?

— Ну да…

— Я должна взять на себя часть страданий, которые перенесла в момент страшной смерти моя младшая сестра. Ведь я так ни разу и не утешила это малое дитя.