Пак Кён Ри - Дочери аптекаря Кима

— Что вы тут делаете в темноте?

Услышав сдержанный голос Гиду, старик расслабился, искоса поглядывая на сына, поднялся на террасу и зажег лампу.

— Где она?

Отец пожал плечами.

— Где Ёнок, я спрашиваю?

— Откуда мне знать! — не поворачиваясь к сыну, бросил старик.

— Она взяла узелок с вещами и уехала утром, — выглядывая из комнаты, вставил младший брат Гиду.

— Утром? С вещами? — уточняя, переспросил Гиду.

— А твое дело идти и заниматься! — бросив угрожающий взгляд на Гису, старик резко закрыл дверь его комнаты.

— Черт! Что я такого сделал? — послышалось недовольное ворчание Гису.

— Так что — она как ушла утром, так и не возвращалась?

Отец молчал.

— Говорят, она заходила в дом аптекаря вчера вечером… Может, что случилось?

— Что может случиться?! Я‑то что? Разве я запрещал ей ухаживать за отцом или запрещал ходить в церковь? — не смея взглянуть в лицо сына, старик трусливо отводил глаза. Гиду почувствовал, что причина исчезновения жены кроется именно в старике.

— Так куда ж она могла уйти, не сказав и слова? Может…

— Ха, что ни говори, мне кажется, она загуляла. Молодая совсем, да еще и живет одна, — старик вздумал посеять сомнения.

— Ты это брось у меня! — тут же взорвался Гиду.

Старик съежился от страха.

— Пусть даже небо рухнет, Ёнок не из тех! — выказав свой гнев, Гиду быстро встал, вытащил из кармана несколько помятых купюр, с презрением бросил их на пол перед отцом и вышел из дома. В этот момент страх невыразимой силы объял старика Со.

Уйдя из дому, Гиду долго бродил по пристани, словно пес, потерявший хозяина. Под конец зашел в хорошо знакомую ему пивную. Каждый раз, когда Гиду находился вдали от жены, он испытывал к ней щемящее сострадание, которое при встрече с ней переходило в отчуждение, и исчезало всякое желание к ней. И вот Гиду оказался перед фактом — Ёнок ушла из дома. Он был в растерянности. Сидя в пивной, он молча выпивал стакан за стаканом, по-черному материл официантку и бил ее по щекам. Когда пивная стала закрываться, Гиду грубо завладел ею и провел с ней ночь, чтобы забыться.

Рассвело. С трудом открыв слипшиеся глаза, Гиду нащупал над головой сигареты и закурил. Рот наполнился отвратительным вяжущим дымом и в горле запершило.

«Куда она могла запропаститься? Может быть, уже вернулась домой?»

Гиду перевернулся на живот, положил себе под грудь подушку и стал смотреть на распространяющийся по комнате дым. Женщина, с которой он провел ночь, уже встала и варила суп хэджан-гук для опохмелки.

«А вдруг она поехала ко мне в Пусан?» — неожиданно ему на память пришли вчерашние слова отца.

— Эй, вставайте же. Мне надо уже открываться.

Гиду резко вскочил и собрался — вовсе не из-за того, что его поторопила женщина, а из-за того, что ему в голову пришла беспокойная мысль. Он оделся и вышел в зал пивной.

— Как живот? Не болит? Разве можно так пить? — добродушно улыбаясь, женщина поставила перед ним кипящую кастрюльку с супом и налила в стакан рисовой браги макколи. Приглаживая волосы, женщина отворила двери пивной:

— Ай-гу, опоздала. Уже совсем день.

На стол пролился нежно-бирюзовый утренний свет. По улице куда-то спешили торговцы. Еще сонный, Гиду сидел перед супом и раздумывал, стоит ли ему торопиться. Его снова объяла тяжелая тревога, но он не хотел возвращаться домой.

В пивную стали по одному заходить посетители, чтобы съесть порцию утреннего супа. Они оживленно разговаривали, пропуская между делом по стопке другой водки.

Вдруг с громким криком в пивную вбежал какой-то бородатый мужчина:

— Что делается-то! Скоро нам придется рыбачить не на треску, а на людей. Беда! Беда!

— Что случилось-то? — спросила хозяйка, раскладывая перед вошедшим палочки и ложку.

— Говорят, что сегодня ночью около острова Гадокдо потонул корабль «Санганхо».

— Что?! — поперхнулся супом крупный мужчина, — что ты сказал?! Этого не может быть! — Он стрелой выскочил из пивной.

— Ах, какая жалость! Его жена занималась продажей риса. Вполне возможно, она могла оказаться в числе жертв, — вытянув шею, бородач проследил взглядом за убегающим мужчиной.

— А правда ли это? — спросила побледневшая хозяйка.

— А кому охота такую лапшу на уши вешать?

Другие посетители пивной слушали бородача, раскрыв рты.

— Будь он проклят, этот остров! Обязательно на том месте что-нибудь, да и случается. Ночью это произошло, разве может кто уцелеть? — бородач продолжал портить аппетит выпивохам.

— Ветра же не было, почему ж потонул-то?

— Точно тебе говорю, перегрузили корабль. К тому же корабль был старый, уже еле-еле дышал… Налей-ка мне поскорей водки!

Испуганная хозяйка, налив бородачу водки, позабыла налить ему супа.

— А суп?!

Женщина растерянно схватилась за суп.

— Сколько человек опять погибло!

— Будет же чем поживиться осьминогам и моллюскам.

— А ныряльщикам работы прибавится.

— В прошлом году ведь на том же месте корабль потонул. Когда выловили тела, и не описать, что с ними стало… Они были похожи на сгнившую рыбу, и глаз не осталось.

— Рыба власоглав любит глазами полакомиться.

— На утопленников в первую очередь нападают осьминоги и морские ушки. Морские ушки проникают через анальное отверстие и выедают все изнутри, осьминоги же съедают глаза, остальное мясо доклевывает рыба. Осьминог и на живых может напасть. Когда живой человек оказывается под водой, осьминог прежде всего своими щупальцами перекрывает нос, а потом разрывает человека на части.

— Ай-гу, как страшно! Хватит вам за столом такие противные вещи говорить!

— Но знайте, что эти чудовища, которые питаются человеческим мясом, очень вкусны и питательны.

Женщину передернуло.

— Жуть какая! Вы только представьте себе, как боролись за жизнь упавшие в море! Лучше б было им умереть мгновенной смертью. Ай-гу! Бедные, несчастные!

— Как такое услышишь, хочется радоваться и благодарить судьбу, что сам еще жив и здоров.

Мужики, обговорив все отвратительные подробности, встали из-за стола с испорченным настроением, отряхнули одежду и вышли. Гиду сидел молча, облокотившись о стол, и не переставая курил. Когда мужики вышли, он протянул свой стакан:

— Еще!

— Ай-гу! Хватит вам уже! На голодный желудок-то…

— Не твое дело! Наливай!

— Вчера пили, пили, ночью не давали мне спать, а с утра опять выпивка, да еще до завтрака! — отвела взгляд женщина.

— Ты кто такая? Ты что, моя верная жена, что ли? Как ты смеешь меня попрекать? Я пью, а ты зарабатываешь. Что тебе еще надо-то?

Раскрасневшийся от водки, Гиду возвратился домой.

— Вернулась? — просверлив отца налитыми кровью глазами, спросил Гиду.

— Нет, не вернулась.