Пак Кён Ри - Земля. Том 1

— Ён И! — позвала Воль Сон, но она почти не услышала собственного голоса.

— Кто там? — откликнулся мужчина и приблизился к забору. — Кто это?

— Я.

— Воль Сон?! Ты?!

— Я проходила мимо.

— Вот же… — Ён И был растерян.

— Я шла в дом матери… Пойду я… До свиданья!

— Постой!.. Как же так… Я приду… Слышишь? Я приду.

Она уходила вдоль забора и бормотала себе под нос:

— Не приходи… Не приходи… На рассвете я сяду на паром и уеду..

Она не различала пред собой дороги, и только звезды в небе продолжали кружиться. На окраине деревни Воль Сон нашла свою одинокую покосившуюся хижину. Открыла дверь, вошла внутрь. Порывшись в узелке, достала свечу, зажгла её. Тень от женщины заплясала на голых стенах. Она подошла к алтарю, установила свечу в подсвечнике, потом зажгла еще пару свечей. От обилия света обнажилась вся убогость жилища. После смерти матери, Воль Сон никогда не появлялась здесь, и, похоже, сюда не заглядывали даже воры, чтобы чем-нибудь поживиться, ибо в доме не было и ложки. Правда, находились в комнате кое-какие предметы: керамический кувшин с засохшими цветами, старый деревянный сундук, алтарь с поминальными дощечками и глиняная курильница. Возможно, здесь и останавливались одинокие странники, но никто из них не позарился на старые вещи, боясь раздражить духов. В сундуке лежали лишь ритуальное платье и шляпа.

Воль Сон зажгла ароматические палочки в курильнице, открыла настежь окна. Сходила с ведром за водой к реке, вымыла пол и вытерла везде пыль. Потом она привела себя в порядок, умылась, причесалась, достала из узелка бутылку с рисовой водкой, печенье из пшеничной муки, прядь конопляной нити, пять злаков — рис, ячмень, просо, бобы, чумизу — всё разложила на ялтаре. Налила в стопку водки. Достала из сундука шаманское платье, облачилась в него. Повязала на голову платок и сверху надела шляпу. В левую руку взяла медные колокольчики, в правую — веер. И начала действо — шаманский танец. Чуть присела, повела руками. В тишине комнаты раздался звон колокольчиков. И тотчас Воль Сон ощутила рядом присутствие матери.

«Матушка!..»

Воль Сон медленно кружила по комнате и услышала, как к звону колокольчиков примешиваются стук барабана чангу и трель бамбуковой флейты, а в следующую секунду возникло видение: появилась разнообразная жертвенная еда в чашках перед алтарем, бумажные цветы — пионы и лотосы — белые, желтые, розовые, голубые… И видение матери, её лицо с задумчивыми глазами. Дочь слышала её глубокое шумное дыхание. Воль Сон продолжала кружить в танце, потрясая колокольчиками и с резким хлопком раскрывая и закрывая веер:

то у них родится девять сыновей…» — Воль Сон неистово танцевала перед видением матери. «О, мама, если бы ты позволила мне стать одержимой духами!.. Я бы забыла все свои печали… Разве не говорила ты, мама, что между нами и другими людьми всегда будет стоять преграда?.. А еще ты говорила, что для моего блага мне не стоит становиться шаманкой. Что я должна родить детишек и жить нормальной жизнью. Так где же эти дети, мама? Мне уже скоро тридцать, и где дети, которых мне следовало растить?.. Я одна-одинёшенька на всём белом свете. Меня гложет тоска… Дай же мне быть вместе с духами… Иначе конец мне… Мама, мама…»

А в это время Ён И у себя дома не находил места. Без конца курил трубку и метался по двору. Наконец, он улегся на полу веранды, подложив под голову деревянный валик вместо подушки. Слабый свет фонаря блуждал по бледному его лицу, по закрытым векам, выпирающим скулам, резко очерченным линиям рта. Слышно было, как в хлеву вол жует жвачку и далеко в поле квакают лягушки. А еще из-под полы веранды доносился стрекот цикад. Нет, невозможно так просто лежать и ничего не делать! Ён И резко поднялся. Обул соломенные чипсины, сходил в сарай за вязанкой дров, задул фонарь и вышел на дорогу. Он шел мимо дома Ду Ман Не, в окнах которого горел свет. Где-то залаяла собака. И вот он уже на окраине деревни… Приблизился к хижине шаманки. Миновал калитку. Нащупал дверь и тотчас оказался в прихожей, — слева кухонька с печью, от печи веяло холодом. Ён И развязал вязанку дров, кинул в печь сначала мелкие ветки, затем покрупней, поджёг. Огонь весело заплясал в чреве топки, а затем и загудел. «Бедняжка… — пробормотал Ён И. — Ей нужна моя поддержка… На кого же ещё ей надеяться?..» Он подбросил еще дров. Неожиданно он увидел шаманку, мать Воль Сон сидела поодаль, уставившись на него блеклыми глазами. «Слышишь меня, Ён И, невозможный ты человек?!. Оставь мою дочь в покое! Не преследуй её!.. Бесполезно всё… Вырви мне глаз, если я не права…» — сказав это, она рассмеялась. И от её смеха пламя в печи исчезло, остались лишь тлеющие угли.

Ён И дернул дверь, но она не поддавалась. Сквозь дыры бумажной перегородки виднелись тени.

— Воль Сон, открой дверь! — велел он.

— Нет, нет, уходи! — отозвалась женщина.

— Я тебе должен кое-что сказать. Ну, открой же!

— На рассвете я уйду тихо, даже мышь не услышит. Прошу, уходи!

Ён И просунул руку в дыру и открыл щеколду. Он увидел Воль Сон в странном наряде и не узнавал её, но через мгновение, он вдруг схватил женщину, сорвал с её головы шляпу, бросил на пол, стал топтать.

— Что ты делаешь?!.

Ён И, вне себя, сорвал с неё и платье, разорвал на мелкие клочья, ринулся к алтарю. Воль Сон обхватила его за талию обеими руками, закричала истошно:

— Не делай этого! Опомнись!.. Ты будешь наказан!

— К черту! Пусть я ослепну и лишусь дара речи! Я подожгу всё! Я уничтожу этих проклятых духов!

— Умоляю тебя! Умоляю тебя!

— Отчего мы не можем встречаться?! Отчего?! Разве есть тому причины?!

— О, не надо, не надо!.. — Воль Сон продолжала держать его и дрожала, точно осиновый лист.

— К чему весь этот балаган?! — Ён И крепко обнял женщину. — Давай, прекратим всё это… Скажи, что мы можем сделать… Воль Сон…

— Да…

— Давай сбежим куда-нибудь.

— Если бы только возможно было, то мы с тобой это сделали бы давно, — сказала, чуть успокоившись, Воль Сон. — А я так хотела тебя увидеть, потому и пришла…

— Воль Сон… — Он задул свечу и крепко обнял женщину. Он страстно хотел слиться воедино с хрупким телом родного существа. Воль Сон устремилась к нему навстречу, поникла, бормоча бессвязные слова:

— Уходи, уходи… Так не должно быть… Я очень хотела тебя видеть… хотя бы забор твоего дома, хотя бы тень в окне…

— Выход всегда есть, — шептал он в ответ. — Не может такого быть, чего мы не сможем преодолеть…

Горячие слова, горячие тела слились воедино в неудержимом вселенском восторге и в тишине ночи раздался крик, вобравший в себя всю человеческую боль и страдание. Потом наступила полная тишина. Её голова покоилась на его груди. И не было вокруг никого и ничего, — ни матери-шаманки, ни Кан Чхон Дэк, ни завывающего пения, ни алтаря, ни деревни, ни таверны, ни рынка с торговцами… Было слышно только отдаленное кваканье лягушек с рисовых полей.