Тибор Фишер - Как править миром

Проснувшись на следующий день, вижу посреди комнаты мусорную корзину. Мне уже все равно.

Хорошо, когда день начинается поздно. Можно подольше поспать. Я встречаюсь с Семтексом у фонтана Умеренности в Клэпхеме. Профессор еще не явился. Зато внезапно явился Эдисон.

– Я снова на этом проекте, Бакс. Извини, если тебе не сообщили, – говорит Эдисон.

– Джо’н дал добро?

– Да.

Он говорит это «да» как-то уж слишком поспешно. Естественно, я ему не верю. Если бы он мне сказал, что меня зовут Бакстер, я бы сверился с паспортом. Я звоню Джо’ну.

– Я тут с Эдисоном. В Клэпхеме. Он утверждает, что снова работает на статуях.

– Э-э-э… – говорит Джо’н.

– С чего бы он это взял?

– Э-э-э… – говорит Джо’н.

Тем временем Эдисон тоже позвонил Джо’ну, и теперь у нас вроде как телефонная конференция.

– У нас была договоренность, Джо’н, – заявляет Эдисон.

– Ты говорил, у тебя съемки во Франции.

– Там все отменилось, и всю работу над этим проектом проделал я.

За работу над этим проектом никто даже не брался.

– Э-э-э… – говорит Джо’н.

– Скажи Баксу, пусть он спокойно идет домой, – говорит Эдисон.

– Э-э-э… – говорит Джо’н.

Повисает неловкая пауза. Я так взбешен, что всерьез размышляю о том, чтобы раздобыть бензопилу и удовлетворить жажду крови.

– Вам надо сразиться за этот проект, – вдруг изрекает Джо’н.

Я говорю:

– Что?

– Нынче мы все такие культурные и утонченные. Мы забыли, что значит быть настоящими мужиками, – размышляет Джо’н вслух. Говори за себя, чучело. – Давайте-ка вы с Эдисоном решите вопрос по-мужски. В старой доброй традиции кулачного боя. И пусть победит сильнейший.

– Ты предлагаешь нам драться?! – встревает Эдисон.

Семтекс весь сияет.

– Я подержу твой пиджак.

Я так зол, что мне уже все равно, что Эдисон крупнее меня – во всяком случае, выше ростом – и на пятнадцать лет моложе. Я временно отбываю из царства разума. Почему нет? Зачем притворяться, что мы цивилизованные существа? Давайте бить друг другу морды.

– Я не ослышался? Ты действительно предлагаешь нам драться? – переспрашивает Эдисон. – Не ожидал от тебя такой дикости, Джо’н. Все, с меня хватит. Не хочу иметь с этим проектом ничего общего.

Он качает головой и идет восвояси. Я слегка удивлен, но по-прежнему зол. Чтобы дать выход ярости, приходится пнуть парковую скамейку. Скамейке-то все равно, а ноге больно.

Как-то раз, в первую неделю в детском саду, какой-то мальчишка хотел сесть на мой стульчик. Я возмутился, стал отбирать стульчик. Воспитательница увидела, как мы его тянем туда-сюда, и вместо того, чтобы провести нравоучительную беседу о том, что надо делиться и что грубая сила не аргумент, сказала нам: «Вы еще подеритесь». Я победил, но мне это совсем не понравилось.

Я говорю:

– Я даже не думал, что Эдисон так легко сдастся.

– Наверное, он слышал историю об этом… как его… я не помню, – отвечает Семтекс.

– Он упал с лестницы.

– Да, я всегда так говорю в суде.

– Он был вусмерть пьян.

– И, наверное, он слышал, как ты убил тех каскадеров, которым задолжал денег.

– Я никого не убивал.

– У тебя неуемная тяга к насилию.

– Чья бы корова мычала…

– Что конкретно произошло с каскадерами?

– Я не собираюсь выслушивать претензии от человека, который так остро реагирует на оскорбления, что даже не дожидается, когда его оскорбят.

– Зачем ждать? Я работаю на опережение.

– В Бангкоке тоже?

– Ну вот, опять эта тайская херня. Острая реакция на оскорбления – признак высокого интеллекта, Бакс. Зачем ждать, когда тебя обоссут? Я бью сразу, как только они хватаются за «молнию» на ширинке.

Мы ждем еще полтора часа. Профессора нет и в помине. Этот предположительно интеллектуальный Годзилла не в состоянии разыскать обозначенную на всех картах улицу в Центральном Лондоне.

Наконец он появляется в поле зрения. Вид у него обалдевший и немного испуганный, будем считать, что виноватый. Ему надо бы чистить клетки в зоомагазине – в маленьком провинциальном зоомагазине, – а не наставлять юношество. Врубаем камеру. Он балаболит без остановки, и я не прерываю его пламенный бред. Пусть человек тешит себя мыслью, что его тонкий анализ движения за трезвость поистине гениален и интересен широким массам.

Меня поражает, что многие люди не способны производить простейшие действия. Я ненавижу летать самолетами, потому что меня бесят тупые бараны, которые не в состоянии просто войти в салон, положить вещи на полку для ручной клади и сесть на место. Это дело одной минуты. Нет, они будут топтаться в проходе, сосредоточенно хмуриться, вертеть головой, распаковывать сумки, перекладывать вещи, отвлекаться на разговоры с попутчиками, размышлять о тайнах бытия, мешая другим пассажирам пройти. Ты знал, что тебе предстоит лететь, у тебя было время мысленно отрепетировать два простых действия: положить сумку на полку и сесть на место. Что в этом сложного? Не понимаю.

Перед тем как уйти, профессор интересуется моим мнением о его поэме. Я говорю, что поэма прекрасна. Ложь движет миром. Он вручает мне очередную брошюрку: «Член моего брата». На этот раз без иллюстраций. Я пробую бумагу на ощупь в надежде, что ее можно будет концептуально использовать по назначению и подтереть задницу, но она слишком глянцевая и плотная. Брошюрка отправляется в урну.

Вечером сажусь читать форумы. Бесноватые Пассатижи пишет: Ты безработный? Воспользуйся способом Толстомясого: отбери работу у ближнего. Князь жировых отложений заявился на съемку к нашему обожаемому бразильцу и раскромсал лавочку бензопилой, недвусмысленно давая понять, что так будет с каждым, кто не уступит ему режиссерство. Клэпхемская резня бензопилой навечно останется в нашей памяти.

Клуб Живодеров комментирует : Он еще легко отделался. Вспомните, что случилось с теми каскадерами. Утомленный+Чуткий с ним соглашается. Как и СексБомбаПротивНесправедливости.

Я звоню брату. Судя по голосу, у него все нормально. Он давно распродал все имущество и со своей американской подругой переехал в Аризону. Купил сто акров земли в жопе мира. В такой жопе мира, на которую все остальные седалища взирают с презрением. Как я понимаю, это что-то экологическое. Его подруга работает модератором интернет-сайтов, банит слишком явных нацистов и педофилов. Волнуюсь за брата: как бы он не затеял выращивать марихуану или что-нибудь в этом роде. Потому что обязательно попадется.

Он преступал закон только три раза в жизни – и то лишь затем, чтобы его не сочли скучным занудой, – и каждый раз попадался.

Накануне дня рождения, за день до начала действия водительских прав, ему доставили мотоцикл «Кавасаки». Брат копил на него несколько лет, брался за любую работу, самую паршивую. Мотоцикл стоял в гараже, сверкая хромом, как пришелец из будущего, как посланник высокоразвитой, наикрутейшей цивилизации. Вечером накануне дня рождения, за пять часов до дня рождения, брат не выдержал и решил прокатиться. Три минуты вокруг квартала. Мы жили в тишайшем сонном предместье, где никогда ничего не случается. Никогда. Величайшей трагедией за много лет было явление бродячего пса, милого и дружелюбного.