Кристоф Оно-ди-Био - Сирена

Вдруг она замедляет ход, тормозит и упирается кроссовками в землю.

— Здесь.

Я слезаю. Она снимает шлем. Светлые волосы хлещут ночь.

— Куда мы идем?

— К моим друзьям-архитекторам.

Двери лифта закрываются за нами. Чем выше мы поднимается, тем громче звуки басов. Электронная волна бьет прямо в лицо, когда брюнетка с алым ртом открывает дверь и бросается ей на шею:

— Нана!

Она шепчет мне на ухо:

— Веселись. Забудь обо всем.

Внутри лес ликующих тел. Они колышутся, как лианы, смешиваясь с настоящими лианами, которые за ними, на террасе, откуда виден весь Париж, вьются по стенам. Мы на крыше города. В углу распорядитель звуков, повелитель извивов музыки — склонился над своими приборами, закрыв глаза. На его футболке написано Fuck Starchitects. Нана исчезла. Я ищу ее взглядом. Музыка накрывает меня пластами сквозь женские голоса. Все зыбко и горячо, завораживает и засасывает. Волосы описывают круги. Тела, медные, белые, черные, складываются в мозаику, и их испарина действует как возбуждающий наркотик. Бит все громче. Кто-то протягивает мне стакан, рыжая девушка.

— Ты друг Наны? — кричит она.

Я киваю. Она хохочет.

— Класс! — И, взяв меня за руку, увлекает в центр электрического круга, где юные груди подрагивают в отрывистом ритме.

Что ж, придется танцевать. Как давно это было.

Музыка опутала меня, я танцующий тростник, закрываю глаза, чтобы она вошла еще глубже, чтобы не чувствовать презрения других тел, которые задевают меня, касаются.

Но когда я открываю глаза и вижу целующиеся парочки, смехотворность моего положения — как удар в лицо. Я думаю о сыне, выбираюсь из толпы, выхожу на террасу, во рту пересохло. Нана там с двумя парнями. С двумя красивыми мальчишками. Смеется. Оборачивается ко мне и продолжает смеяться, как будто даже не заметила меня.

Я пью. Только это и осталось нам, старикам. Пить и потихоньку забываться. Я смотрю на Нану, ей здесь оказывают поистине королевский прием. Ее обхаживают, это можно понять. Она держится очень прямо, но не зажата. Это не просто походка, она красиво несет голову, ритмично двигаются плечи, бедра, ноги, даже когда она опирается на перила. Парней тянет к ней как магнитом, девушек тоже. Вот она уже танцует, и всего несколько движений воспламеняют ее свиту. Парни хорохорятся. Другие девушки тушуются. Музыка наполняет огромную квартиру выплескивается на террасу, ниспадает на город, накрывает его. Париж остается праздником, пусть даже вокруг бродит смерть.

Они молоды, а мне тысяча лет. Я сваливаю.

Какая-то девушка преграждает мне путь. На ней длинная юбка и маечка с леопардовым принтом. Густо подведенные глаза, черные волосы скручены в тиару, украшенную плющом. Она протягивает мне свой стакан, я отказываюсь, она настаивает:

— Один глоточек.

Она неотрывно смотрит на меня. Как смотрела бы за грань. Пьяна или обкурена. Мне кажется, что ее глаза вдруг изменили цвет. Я, наверно, тоже слишком много выпил.

— Так это тебя она выбрала? — говорит девушка.

— Вы кто?

— Подруга.

— Архитектор?

— Нет, я танцую. Архитектура тела…

Она смеется. Безумный, пронзительный смех.

— Я, пожалуй, пойду, — говорю я.

— Меня бы это удивило.

Она качает головой и прижимается ко мне. Я чувствую, как расплющились о мой торс ее груди.

— Ты поедешь с ней на ее остров?

Я чую опасность. Что-то выходящее за рамки.

— Вы о чем?

— Ты только берегись. — Она пристально смотрит на меня. — Берегись ее отца.

Я ошеломлен.

— Что вы такое говорите?

— Идем.

Она тащит меня в коридор. У меня кружится голова, и я почти не сопротивляюсь. Я хочу знать. и снова она прижимается ко мне. От нее пахнет мятой. ее груди действительно торчат под маечкой. Они большие. Мне вдруг становится очень жарко. Я попал в другой мир. Мир молодости, я и забыл, какой он спонтанный, непосредственный, богатый возможностями.

— Будь мужчиной и вставь, — выдыхает она.

Голос ее стал совсем низким, хриплым.

— Что?

— Мужчина давит.

Я не понял…

— Ее отец, — шепчет она мне в ухо, — он ужасный. неотразимый, но ужасный. Это твой мир?

Я чувствую ее бедро у себя между ног, оно напирает, она что-то говорит, вроде по-гречески, и мне кажется, я понимаю.

– Ὦ δρομάδε ς ἐμαὶ κύνες, θηρώμεθ᾽ ἀνδρῶν τῶνδ᾽ ὕπ᾽.

«Борзые, за мной, за мною, быстрые! менад мужчины ловят…» [83] Еврипид. Вакханки. Ст. 731–732.

Это бессмысленно. Я прижимаюсь губами к ее уху:

— Что вы несете?

И тут кто-то тянет меня за руку. Это Нана, она бросает девушке короткую фразу по-гречески. Та исчезает с кошачьим проворством, унося с собой свой безумный смех.

— До чего тебя довели… — Говорит Нана, запустив руку в мои взмокшие волосы.

Если б ты знала, детка, какие руины от меня остались. Редко мне случалось видеть столько сострадания в глазах женщины.

— Кто эта девушка?

— Брось, не парься.

Музыка стихла. Воздух неподвижен. Она берет мою голову в ладони, но не приближает свои губы к моим. Я тоже. Мы как две окаменелости. Впору развести огонь.

— Я отвезу тебя, — говорит она.

Будь мужчиной и вставь. Эта послышавшаяся мне фраза возвращается и крутится в голове неотвязно.

Это путешествие в прошлое. Путешествие на двух колесах к моим двадцати годам. Когда я открывал новую спальню, новый запах, новое тело, новое содрогание. Я проникну в тайну этой квартиры. Как выглядят другие комнаты, ее кровать? Что лежит на ночном столике? Какие книги, какие вещи? Пас, я думаю о Пас. Я не хочу предавать Пас, я хочу, чтобы ты поняла, Пас, я заново начинаю жить, так надо, для меня, для нашего сына. Я хочу попробовать отдаться на ее волю, она как врач, эта девушка, ей под силу убить болезнь и поставить меня на ноги. Друг, если тебе так больше нравится. Девушка-друг. Если что-то произойдет, что ж, значит, произойдет. Произойдет, или я тоже умру. Лучше маленькая смерть, та, что делает живее, как ты думаешь? Алкоголь гудит в ушах, а звезды уже не точки — линии, как будто я перешел на сублиминальную скорость, сказал бы мой сын, цитируя «Звездные войны». Я вцепляюсь в «Веспу». Хочу заставить замолчать темную сторону.

Мы у меня. На моей кровати. Не на ее. Мне и так пришлось пустить в ход все мыслимые сокровища фантазии, чтобы уговорить ее остаться. Подействовала моя искренность. Я ничего не просчитываю. Не манипулирую. Я просто не могу оставаться один, вот и все. Хочу чувствовать ее тело рядом с моим. Хочу выспаться на ее волосах. Положить голову ей на живот. Я не хочу, чтобы она уходила туда, за стену, откуда доносятся вздохи, стоны, крики, а мне — ничего. Если есть этот жар, то только вместе. Смогу ли я? Я не знаю, как себя вести, чтобы больше не держать дистанцию, как себя вести, чтобы жесты не показались смешными. Я только сказал ей: