Карел Мисарж - Окраина

Ассистент, произнося роковые слова, вывернувшие наизнанку привычный ритм Франтишкова существования, ни на кого не намекал, не имел в виду никого из слушателей. Он сказал это так просто, как мы говорим «сегодня низкое давление» или «хорошо бы съездить за город». Да и Франтишка-то ассистент видел только в толпе студентов, о его ежедневных поездках он и подавно понятия не имел. Но так уж бывает — мы принимаем на свой счет то, что нас больше устраивает.

Франтишек привык мыслить и принимать решения самостоятельно. Годы учебы в гимназии, а затем в институте отдалили его от семьи, от родителей. По многим вопросам, касающимся его жизни, они уже не находили общего языка. А там, где этот общий язык сохранился, обе стороны боялись нарушить равновесие хотя бы советом, молчаливым пониманием, улыбкой.

Избавиться от ежедневных поездок можно, только получив место в студенческом общежитии или сняв комнату. То и другое сложно. Не такой уж Франтишек «иногородний», чтобы с полным правом претендовать на общежитие. Существуют инструкции касательно количества километров, которые должны для этого отделять место жительства студента от институтских аудиторий. К тому же Франтишек располагает только стипендией; просить родителей о денежной помощи — вещь для него попросту немыслимая. А за общежитие надо платить. Плата, правда, мизерная, но для того, кто получает в месяц четыреста крон стипендии, чувствителен всякий, даже ничтожный, дополнительный расход.

Между Франтишком и его семьей честно соблюдается молчаливая договоренность. Франтишек ничего не платит за квартиру и еду, но и не просит денег. Договоренность распространяется и на одежду, вот почему Франтишек донашивает то, в чем ходил гимназистом. Единственно, что есть в его распоряжении и может быть продано, — это сам Жидов двор. Но так как эта собственность еще не потеряла для него своей цены, продавать ее Франтишку неохота. Принцип продажи прежний: один что-то предлагает, другой покупает, предварительно обдумав или без размышлений. Новая эпоха все еще порождает неслыханные парадоксы. Продавать свой товар — если на него есть спрос — возможно только по дешевке. Многие выставляют вперед рабочее происхождение родителей, раздевают их, бедных, до нижнего белья, трясут их одежду перед покупателем. А вот пиджак! Покорнейше прошу обратить внимание — рукав протерт! Ботинки стоптаны… Кто даст больше?

Для подлинных владельцев подобной ветоши это гнусное зрелище, они его никогда не забудут. Для них старый хлам не предмет купли и продажи, а то, что должно быть сожжено, забыто навсегда. Поэтому Франтишек оставляет своему окружению иллюзии относительно Жидова двора такими, какими их преподносила тогдашняя наивная пропаганда. Да, много бед пережили несчастные люди, зато теперь все их дети учатся, а сами они утопают в роскоши…

Поэтому Франтишек не просит места в общежитии на том основании, что шесть человек его семьи теснятся в единственной комнатушке с кухней; и он выбрасывает из головы идею снимать комнату. Привыкнув решать самостоятельно, ни в чем ни на кого не полагаясь, он чрезвычайно удивился, когда приятель, с которым он познакомился тогда, накануне поступления в старшие классы гимназии, совершенно неожиданно предложил жить у него.

Приятель живет недалеко от Химико-технологического института, и это сказочная удача для Франтишка, такая не являлась ему даже в самых фантастических мечтах. Вершиной его мечты была разве койка в общежитии или конурка где-нибудь на верхотуре старого дома на Жижкове [34].

Ребята, выросшие в Жидовых дворах и Новых домах, умеют прекрасно мечтать, когда не предвидится ничего реального; но, спускаясь с облаков в область практической жизни, они строят свои проекты из того же материала, из которого сбиты Жидов двор, Казарма или Лесок. На большее они не рассчитывают, к большему они относятся с иронической сдержанностью. Человеку нужно хорошее место для сна и чтоб было не холодно — все остальное излишне, и тот, кто к этим излишествам стремится, просто смешон. У этих ребят невероятно развита способность окружать себя полезными вещами и пренебрегать теми, которые, скажем, всего лишь красивы. Не так уж далеко от правды утверждение, что просто красивые вещи они, не задумываясь, испортили бы.

Именно этого и опасается Франтишек, восхищенный перспективой поселиться в доме, облицованном снаружи желтоватым кафелем, а внутри искусственным мрамором. К тому же между ним и приятелем частенько происходят недоразумения. Все это, конечно, лишь незначительные трещинки в дружбе, которая начала складываться с первых же шагов в квинте, где Франтишек был «старожилом», а новый приятель — чужаком.

Поясняя, как возникает дружба, обычно не употребляют глагол «складываться»; однако дружба этих двух подростков в самом прямом смысле складывалась по частям и казалась наиболее прочной в тот момент, когда оба начали ревниво подсчитывать, кто из них больше вложил в это еще незнакомое им здание. С этого момента они стали соревноваться — кто для кого больше сделает, кто для кого больше значит. По причинам, которые обнаружатся позднее, большую долю внес Франтишек.

Первый конфликт между ними произошел довольно скоро. Когда сходятся двое подростков, они, как правило, раньше или позже знакомятся с семейной обстановкой друг друга.

Родители Франтишкова приятеля принадлежали к категории, которая в новом государстве называлась «трудовая интеллигенция». Отец, инженер, занимал высокие должности в одном из министерств. Других детей в семье не было — приятель Франтишка рос один.

Знакомство с четырехкомнатной квартирой, увешанной картинами, устланной разноцветными мягкими коврами, с просторной ванной, выложенной белыми плитками, сверкающей зеркалами, полностью электрифицированной кухней, подействовало на сына «паровозника» и «скотницы» как шок.

Он знал, что есть люди, которые живут так. Он не был слеп, он жил с открытыми глазами и всю жизнь видел перед собой длинный ряд белых усадеб богачей, заглядывал в окна дейвицких вилл, где сверкали хрустальные люстры и тени играли на стильной мебели, но совсем иное представление сложилось у него насчет того, каким должно быть жилище функционера. Впрочем, могло ли у него быть иное представление, чем то, которое основывалось на его крошечном опыте! Функционерами в глазах Франтишка были и непрактикующий кузнец Пенкава, и президент Антонин Запотоцкий {55}. Он хорошо знал обоих этих революционеров, и, если Запотоцкий ночевал в семье его деда и его французской тетки в единственном помещении, служившем и кухней, и спальней да вдобавок еще местом для собраний, значит, Запотоцкий свой человек, хотя то время, когда он приезжал выступать на митингах, теперь отошло в прошлое. Но с человеком, которого считают своим, неизбежно связывается представление о старом хламе, составляющем неповторимую обстановку Жидова двора.