Николас Спаркс - Три недели с моим братом [litres]

Те из нашей группы, кто прибыл в крепость раньше нас, встали в кружок спинами к торговцам, изо всех сил стараясь не обращать внимания на крики. Мы выносили напор торговцев полчаса, они преследовали нас до самого входа в крепость.

Мы целый час ходили по Амбер-Форту, изумляясь сочетанию индийской и мусульманской архитектуры. Просторные живописные дворики, превосходные картины и фрески, личные покои многочисленных наложниц магараджи… Мы сфотографировались на фоне большого сада с искусной системой орошения, которая позволяла растениям цвести круглый год, затем поднялись на верхний этаж и оценили расположение крепости с точки зрения обороны.

Однако самое сильное впечатление на нас произвел Зеркальный зал. Здесь мы впервые увидели тонкую резьбу по мрамору, которой славится Амбер-Форт. Подобной филигранности мы еще не видели. Зеркальный зал строился десять лет двумя тысячами рабочих. Его мраморные стены выложены десятками тысяч драгоценных и полудрагоценных камней и крошечных зеркал. Говорят, по вечерам магараджа стоял у стены со свечой в руке и наблюдал, как мерцают в ее свете камни и зеркала. Рельефная резьба Ангкор-Вата довольно подробна, но с мрамором работать гораздо сложнее. Каждый из десятков тысяч драгоценных камней и зеркал сидел в мраморе идеально.

– Невероятно, – шепнул Мика. – Хотя и как-то слишком. Чересчур броско, на мой вкус.

– Ничего страшного. Вряд ли ты найдешь человека, кто знает, как делать подобное. Если ты, конечно, не собираешься переехать в Индию.

– Вот уж навряд ли!

После Амбер-Форта мы миновали трущобы, въехали в ворота и – так может удивить лишь Индия – попали в рай.

Наша гостиница оказалась бывшим дворцом магараджи. Номера располагались в отдельных домиках, а окружающий пейзаж был великолепен: деревья, фонтаны, извилистые тропинки, цветы… многопрофильный спа-салон, теннисные корты, фитнес-центр и бассейн. Гостиничный персонал был вышколен идеально: стоило лишь бросить взгляд в их направлении, как они тут же бежали к нам с готовностью услужить. Каждого туриста нашей группы провожали в номер и не только подробно расписывали, где что находится, но и предлагали забрать белье в стирку и почистить обувь. В общем, роскошнее гостиницы мы не видели за все путешествие. Хотя мы с Микой все равно никак не могли забыть о неприглядной реальности за ее стенами.

Вечером нас ждал очередной фуршет, и для посещения дворцового комплекса Сити-Палас пришлось надеть тюрбаны. Встретили нас воистину по-королевски: охранники стояли навытяжку рядом с украшенными верблюдами, белыми конями и слонами. После ужина нам показали представление в традиционном индийском стиле. Впрочем, мы с Микой так устали за день, что хотели лишь одного – вернуться в гостиницу и уснуть.

Утром у нас был выбор: посетить музей и близлежащие торговые зоны, либо остаться в гостинице. Мы с братом остались. Покидать это уютное прибежище не хотелось, и впервые за две недели мы предавались полному безделью. Днем Мика, надев солнечные очки и купальные плавки, нежился в шезлонге у бассейна.

– Сейчас мне нужно именно это, – заявил брат.

– Прекрасно тебя понимаю и все же чувствую себя слегка виноватым – последняя возможность посмотреть Индию, а мы сидим у бассейна в гостинице.

– Ты и правда хотел посмотреть очередной музей и пройтись по магазинам?

– Нет, я просто чувствую себя виноватым за то, что не сделал этого.

– Твоя беда в том, что ты всегда чувствуешь себя виноватым.

– А я думал, моя беда в том, что у меня мало друзей.

– И это тоже.

Я иронично развел руками.

– Вот за что я люблю тебя, Мика, так это за то, что ты всегда готов предложить конструктивную критику.

– Рад помочь. Должен же кто-то сменить маму на этом посту.

– Она была незаменима.

– Знаешь, кем она была? – задумчиво спросил Мика. – Центром нашего семейного колеса. А мы были спицами. Она умерла, и наш центр пропал. Наверное, поэтому ее утрата так болезненна. Мы не только утратили маму, нам пришлось стать другой семьей. Думаю, поэтому я, ты и Дана снова сблизились.

– А отец?

– Не знаю. Он потерял жену, но я все равно считаю, что у него было маниакально-депрессивное расстройство. Мама сдерживала эти проявления, а когда… Да, пожалуй, у отца тоже не осталось центра.

– Как по-твоему, он был нам хорошим отцом? Ну, когда мы взрослели?

– В чем-то хорошим, в чем-то не очень. В конце концов, их можно назвать хорошими родителями уже за то, какими мы, их дети, стали. Мы счастливы в браке, успешны, порядочны и по-прежнему близки друг другу. Если твои дети, повзрослев, скажут о тебе то же самое, не значит ли это, что ты был им хорошим отцом?

– Несомненно.

Утром следующего дня мы вылетели в Агру, где нам предстояло посетить Тадж-Махал.

Вид за окном автобуса оказался таким же, как в Джайпуре, только воздух был грязнее да немощеных дорог больше. Из-за этого самого загрязнения нас за две мили до Тадж-Махала пересадили на автобус с электрическим приводом и высадили за четверть мили до ворот.

С этого места Тадж-Махал не виден – многие не осознают, что он часть большого дворцового комплекса. Нам снова пришлось выстоять длинную очередь – багаж проверяли на предмет взрывчатки или оружия. Однако Тадж-Махал мы не увидели, даже когда вошли в ворота. Нас повели по дорожке, по обеим сторонам которой стояли дома для гостей Шаха Джахана. Впереди и чуть правее высилась огромная кирпичная арка, украшенная орнаментом. Перед воротами нам снова устроили досмотр.

За воротами мы наконец увидели то, что считается самым прекрасным строением в честь любви.

Тадж-Махал – «Величайший дворец» – начали строить в 1631 году по приказу Шаха Джахана, императора моголов. Возводили его в честь его второй жены, Мумтаз Махал, которая умерла, рожая их четырнадцатого ребенка. Иными словами, Тадж-Махал – это усыпальница. Внутри есть кенотаф Мумтаз Махал, выложенный драгоценными камнями, а рядом с ним находится кенотаф ее мужа. Тадж-Махал считается самым симметричным зданием в мире: кенотаф Мумтаз находится ровно под центром купола, а четыре башни по углам расположены на одинаковом расстоянии от купола и имеют одинаковые размеры.

Для постройки Тадж-Махала понадобилось двадцать тысяч рабочих, тысяча слонов и двадцать два года, а материалы везли со всей Индии и Центральной Азии. Он считается символом вечной любви, хотя Шах Джахан провел там весьма немного времени: вскоре после окончания строительства сын Шаха и Мумтаз сверг отца и заточил его в Красный форт, находящийся в нескольких милях отсюда. Из места своего заточения Шах Джахан видел Тадж-Махал, но больше никогда не ступал под его своды.