Николас Спаркс - Три недели с моим братом [litres]

– Знаю. Я пытался ей это объяснить.

– И что она ответила?

– Сказала, что справится. Ее это не волнует, она радуется своей беременности.

– Откуда такое спокойствие? Что, если у нее снова случится припадок, а никого рядом не окажется?

– Она верит, что все будет хорошо.

– Ты тоже веришь? – поколебавшись, спросил я.

– Не знаю.

К счастью, беременность сестры протекала без осложнений. В мае 1994 года она родила здоровых близнецов-мальчиков и назвала их Коул и Коди. Через неделю она снова начала принимать противосудорожные препараты.

Дана с детьми жила в тесной комнатушке, Мика и я давали ей деньги, которых ей вполне хватало на жизнь. Два месяца она с малышами спала на продавленном матрасе, лежащем прямо на деревянном полу, а к концу лета помирилась с Бобом и переехала к нему, чтобы дети жили с отцом. Как ни странно, она не говорила ему о своей беременности до самых родов.

Отец дрессировал пса и раздражался все сильнее, невзирая на то, что Дана выздоровела. За шесть месяцев он отдалился от своей родни: не хотел говорить по телефону ни с матерью, ни с отцом, ни с братьями и не открывал присланные ими письма. Он сердился на наши расспросы – вплоть до стадии «ядерного взрыва» – и только шипел сквозь стиснутые зубы. Непонятно, почему во всех своих бедах он начал винить семью.

Вскоре отец стал посещать психиатра, и мы с Микой надеялась, что это ему поможет. Хотя, пожалуй, я осознавал, что отец долгие годы жил двойной жизнью Джекилла и Хайда. Он успешно обманывал людей – на работе никто не подозревал о его состоянии – и точно так же мог обмануть психиатра. Вместо антидепрессантов психиатр выписал ему «Валиум», однако успокоительное лишь ухудшило состояние отца.

Все шло своим чередом: Дана и Боб снова жили вместе, их дети росли здоровыми; отец ограничил – хорошо хоть, не прекратил – общение с нами; Мика успешно справлялся с работой и по-прежнему менял подружек.

А я жил за три тысячи миль от них, спокойно и обыденно. За одним маленьким исключением – сразу после того, как мы с Кэт отпраздновали пятую годовщину свадьбы, я вновь начал писать.

В 1993–1994 годах мы с братом виделись довольно часто, невзирая на разделявшее нас расстояние. Фармацевтическая компания, на которую мы работали, устраивала встречи торговых представителей для рекламы новой продукции. Помимо того проводились тренинги и вне офисов, в Нью-Джерси, и там мы с Микой неизменно встречались. Еще он навещал меня в Северной Каролине, а я по меньшей мере раз в год прилетал в Калифорнию. Брат был для меня примером всю мою жизнь, и я ощущал потребность с ним общаться. А он – со мной, потому что только со мной он мог говорить свободно.

В конце 1994 года мы встретились на очередной торговой конференции.

– Как отец? – спросил я.

– Не знаю. Похоже, он снова с кем-то встречается.

– Он хотя бы видел близнецов?

– Нет.

– Ты не спросил, почему?

– Он сказал, что уж лучше проведет выходные со своим псом.

– Он не мог такое сказать.

– Судя по его поведению, дело обстоит именно так. Кроме пса и новой женщины его, похоже, больше ничего не волнует.

– Он не говорил, почему не хочет общаться со своими родными?

– Нет.

– И встречается с женщиной?

– Да. Можешь себе представить? Иногда мне кажется, что ему становится лучше. Но если оценить всю картину целиком… – Мика осекся, помолчал и добавил: – Я надеюсь, что отец придет в себя, но уже не так в этом уверен, как раньше. Он постоянно злится.

– А как поживает Дана?

– Дети отнимают у нее уйму времени. Последняя компьютерная томография показала, что опухоли нет. Видел бы ты ее сынишек! Такие милашки. У меня почти возникло желание завести ребенка.

– Почти?

– Только не сейчас. Наверное, через несколько лет.

Я засмеялся.

– Что думаешь о последних слухах о слиянии? – спросил Мика.

Говорили, что «Американ Цианамид» – родительская компания «Ледерле Лабораториз» – выставлена на продажу, и все присутствующие на конференции опасались потерять работу.

– Пока ничего. Поживем – увидим. Мы столько всего пережили, что уж как-нибудь справимся и с этим.

В декабре 1994 года, меньше чем через две недели после конференции, мы узнали, что компанию покупает «Американ хоум продактс». В январе началась постепенная реструктуризация, и, чтобы не потерять работу, мне пришлось переехать в Южную Каролину, в город Гринвилл. Мике предложили место на юге Лос-Анджелеса, и он решил уволиться.

– Я не хочу отсюда уезжать, – сказал мне брат. – Здесь мой дом, и, кроме того, я не могу оставить Дану и отца.

– Что будешь делать?

– Наверное, снова займусь продажей недвижимости. Посмотрим. А как твоя книга?

– Почти готова. Правда, еще не отредактирована.

– Собираешься предложить ее издательству?

– Да.

– Она лучше, чем первые две?

– Там видно будет.

– Эй, да ты тоже вскоре уйдешь из фармацевтического бизнеса!

– Может быть. – Я вздохнул. – Посмотрим. Я уже давно не пытаюсь предугадать будущее.

9–10 февраля,

Лалибела, Эфиопия

Утром мы из Джайпура прилетели в Агру и посмотрели Тадж-Махал, а после обеда сели на самолет до Аддис-Абебы, столицы Эфиопии, и приземлились уже ночью.

Даже в темноте Аддис-Абеба поражала. Наши впечатления об Эфиопии сложились из информации, которую мы видели по телевизору или прочли в газетах, и я ожидал попасть во второй Пномпень или Джайпур. Однако Аддис-Абеба оказалась похожа на Лиму и удивляла своей космополитичной атмосферой.

Ухоженные ряды зеленых насаждений тянулись вдоль автострад, по чистым, хорошо освещенным улицам ездили только машины, и впервые за эти недели мы увидели элементы американской культуры: рекламные щиты с изображениями кока-колы и джинсов «Гэп».

Наш гид превосходно говорил по-английски и в ответ на вопрос о городе кивнул.

– Да, Аддис – современный город. Хотя обычно он не такой чистый.

– То есть?

– На прошлой неделе состоялось собрание представителей африканских наций. Город несколько недель чистили, чтобы произвести на них благоприятное впечатление.

Впрочем, здесь вообще было мало работы для уборщиков. Аддис-Абеба, пусть и на первый взгляд, казался невероятно, почти шокирующе богатым по сравнению с городами, которые мы недавно посетили.

Утром наша группа снова поехала в аэропорт и на двух винтовых самолетах вылетела в Лалибелу.

Лалибела – духовный дом Абиссинской (или Эфиопской) православной церкви, однако она более известна своими церквями, вырубленными в скалах еще в тринадцатом веке. Сделать это приказал король Лалибела, и сорок тысяч рабов вырубили в скалах одиннадцать церквей. Их уникальность в том, что они подземные – крыши находятся на уровне земли.