Мария Воронова - У тебя есть я

Хозяин вернулся, держа в руках пластиковый скоросшиватель тоскливого зеленого цвета, и подал его Зиганшину.

– Думаю, вы все равно станете это выяснять, так что немного сэкономлю вам силы и время. Вот основная документация.

Зиганшин пролистнул папку, увидел убористые тексты, испещренные жирными строчками параграфов, и поскучнел. Он хоть и был юрист, но терпеть не мог изучать всякие договоры и соглашения.

– А вы можете мне хоть в общих чертах словами рассказать?

Дымшиц кивнул:

– Понимаете, Оксана очень тяжело перенесла этот удар. Она только начала выправляться, только убедила себя… Нет, только допустила в свое сердце такую возможность, что не виновата в смерти Петеньки, как вдруг выясняется, что эти чертовы картины действительно стоят таких денег, что каждая из них могла бы его спасти. Каждая, понимаете? Бабушке достаточно было снять со стены любую из своих обожаемых старых тряпок, разрисованных красками, и у нашего сына появлялся шанс. А теперь все это стало нашим, но сколько бы ни стоило, все равно Петеньку не вернешь. – Дымшиц замолчал.

Он долго курил, а Зиганшин делал вид, будто изучает папку, хотя буквы прыгали перед глазами и не желали складываться в слова.

– Не вижу без очков, – соврал он.

– Короче, мы передали деньги в благотворительный фонд, – буркнул Давид Ильич, – знаете, вот говорят, что яблочко от яблоньки, а Рита оказалась совсем не такая, как ее мамаша. Мы с Оксаночкой понимали, что ситуация не совсем правильная, и не хотели пользоваться маразмом бабушки, которая обездолила собственную дочь непонятно из каких соображений, поэтому пригласили Маргариту, объяснили ситуацию и сказали, что готовы передать ей половину. То есть миллион долларов.

– А она?

– Сначала немножко обалдела, а потом отказалась от нашего предложения.

Зиганшину почему-то стало приятно, что Маргарита Рогачева такая благородная женщина.

– Неужели ей было не жаль, что семейное достояние уплывет к каким-то незнакомым людям?

– Жаль, наверное. Любому было бы жаль. Но она сказала: «Оксаночка, если тебе станет легче, что деньги пойдут на деток, пусть так оно и будет». Помню, она еще предложила нам остроумный способ решения наших финансовых проблем. Оксана хотела отдать все в фонд, а я потребовал квартиру все-таки купить. Это было жлобством, не спорю, но я очень устал заниматься репетиторством, чтобы оплачивать съемное жилье. Понимал, что много времени уже упущено, но не терял надежды хоть как-то состояться в науке. Короче говоря, мы с Оксаной спорили, сколько денег можем взять на собственные нужды, и Маргарита предложила отдаться на волю случая, написала номера картин по описи на бумажках и предложила нам вытащить ровно половину этих бумажек. Деньги от продажи именно этих картин пошли нам, остальное в фонд.

– Остроумно. А как отреагировал Константин Иванович?

Дымшиц нахмурился:

– Маргарита попросила нас ничего ему не рассказывать, ни про реальную стоимость картин, ни про наше предложение. Вероятно, она была права: миллион долларов – серьезное искушение для любой дружбы.

– Согласен.

– Если хотите, я сделаю вам копии документов, – сказал Давид Ильич, и Зиганшин понял, что пора уходить.

Дымшиц провел его в кабинет, включил компьютер и открыл крышку сканера. Зиганшин стоял на пороге и наблюдал, как ловко хозяин управляется с бумагами.

– Скажите, а Оксана Максимовна больше не выходила на работу? Я понимаю, что в школе ей было бы тяжело, но вы говорили, что она талантливый физик…

Дымшиц покачал головой:

– Когда стало ясно, что Петеньке недолго быть с нами, мы поклялись сделать так, чтобы каждая секунда его жизни была наполнена радостью, и Оксана была для него не только любящей, но счастливой и веселой мамой, и она ни разу не сорвалась. Ни разу! Сердце разрывалось от отчаяния, а она улыбалась. Я хотя бы целыми днями гонял по урокам, зарабатывал деньги, а она двадцать четыре часа в сутки проводила с сыном, и делала так, что он был счастлив. Поэтому, когда все кончилось, у нее просто не стало сил даже на то, чтобы ссориться со мной. Она три года просто лежала в постели…

– И вы не обращались к специалисту?

Дымшиц усмехнулся:

– Почему же, обращались. Нам посоветовали завести нового ребенка.

– А вы?

– Что вы! Мы не смогли бы снова через это пройти. Даже если бы он родился здоровеньким, нам все равно каждую секунду мерещился бы призрак страшной болезни, понимаете? Ладно, мы себя загнали бы, но подумайте, что стало бы с психикой ребенка, если бы мы его при каждом чихе хоронили? Вы скажете, что это теория, а когда появляется реальный малыш, подключаются инстинкты, чувства, все переживается совсем иначе, чем представляется, пока его нет. Может, и правда так, но я не хотел больше играть с природой в эту русскую рулетку. Все-таки у Петеньки была врожденная опухоль, стало быть, у нас с Оксаной какие-то дефектные гены.

Дымшиц вздохнул, нахмурился, подошел к книжным полкам и достал из-за потрепанного томика мятую пачку сигарет.

– Все заначки сегодня высадил, – сказал он с каким-то удивлением, – как же я все-таки завидую, что вы не курите.

Он резким движением отдернул занавеску, открыл форточку и затянулся, стряхивая пепел в цветочный горшок на подоконнике, в котором агонизировало неизвестное растение.

– Это я после Петеньки пристрастился, а Оксана наоборот. Она сказала, если только попробует все равно что, хоть сигареты, хоть водку, хоть наркотики, то уже не остановится. Ей прописывали какие-то легкие антидепрессанты, но она даже их отказалась принимать. Возможно, на таблетках она смогла бы вернуться к работе, но в своем исходном состоянии конечно же нет. Она просто выжгла себя дотла, ничего не осталось. Когда мы передали деньги в фонд, то постарались соблюсти конфиденциальность…

– А почему? Что плохого, если люди узнают?

– Потому что это был инстинкт самосохранения, а не благородный жест, эти деньги убили бы нас, если бы мы оставили их себе. Суть в том, что мы не афишировали свой вклад, но Оксана попросила составить договор так, чтобы мы могли участвовать в деятельности фонда. Она искренне хотела помогать, даже прошла онлайн бухгалтерские курсы, но после первого же визита в фонд слегла с тяжелым приступом депрессии.

– Это было давно? – спросил Зиганшин как бы мимоходом, чувствуя в душе противный холодок.

– Почти сразу, как мы передали деньги, стало быть, лет пять тому назад, и больше мы там не появлялись. Недавно только возникла оттуда женщина, которая возжелала поблагодарить нас лично. – Давид Ильич недовольно поморщился. – Вот решила она так, и хоть трава не расти! Собрала гору какой-то вонючей еды со своего огородика и приперлась бухаться нам в ножки за своего спасенного внука.