Яков Липкович - Три повести о любви

Машка стрельнула глазами в сторону Алеши, и щеки ее покрылись легким румянцем.

Станислав Иванович сердито заявил:

— У нас не положено водить.

— Видите, уже одной претензией меньше, — иронически заметил Александр Семенович.

— Волю им дали, — проворчал Станислав Иванович. — Вот и нагличают…

— Станислав Иванович, если бы вы жили в Америке, то, наверно, вступили бы в ку-клукс-клан? — спросил в упор Ипатов.

Но, вопреки ожиданию, бывший швейцар интуристовской гостиницы не обиделся. Даже задумался. Словно действительно перед ним встал вопрос, вступать или не вступать в ку-клукс-клан.

— По правде ответить?

— По правде.

— Вступил бы…

— Вот так-то, Константин Сергеевич, — сказал своему соседу Александр Семенович, как бы ставя точку в давно начатом и незаконченном споре.

Но тут заговорил Алеша.

— Послушай, батя, — он положил руку на спинку стула, на котором сидела Машка. — Разве негры виноваты, что они черные? Китайцы, например, желтые, индейцы красные, а ты вот — синий!..

— А ну тебя… — побагровел Станислав Иванович. — Пошел…

— Как хочешь, — пожал плечами Алеша. — С фиолетовым оттенком…

— Уходи, видеть тебя не желаю…

— Ну, не смотри, закрой глаза…

— Уйди! — Станислав Иванович потянулся за нитроглицерином.

— Оставь его в покое, Алеша, — сказал Ипатов.

— Нужен он мне очень, — ответил тот. — С меня тестя хватает. Такой же. Всех сожрать готов…

Как могут жить люди, превратившие себя в бездонную копилку ненависти? Как?..

Теперь почти каждую ночь Ипатов видел сны. Говорят, что летают во сне только молодые. Дескать, человек растет, и его организм не знает и не ищет покоя. А вот сегодня Ипатов летал, несмотря на свои только что разменянные шестьдесят лет. Ах, с какой легкостью и наслаждением взмыл он под облака и, по-птичьи распластав руки-крылья, парил над землею. Приближаясь к какому-то большому городу, Ипатов переменил положение и уже дальше продолжал полет сидя, держа перед собой в руках на тесемке неизвестно откуда взявшийся пакет. От того, как перемещался пакет, менялись направление и скорость полета. Наконец показались крыши домов. Синие, красные, зеленые, коричневые плоские квадраты. Вскоре все поле зрения было заполнено крышами. Потянув за тесемку, Ипатов опустился на одну из них. Там стояла скамейка, на которой сидели Станислав Иванович и совершенно незнакомая женщина. Затем Станислав Иванович куда-то исчез, а женщина, загадочно улыбаясь, заговорила с Ипатовым: «Ну, вспомни, кто я? Ну, вспомни?» По мере того как она все настойчивее просила вспомнить, в лице ее проступали и оживали знакомые черты. «Светлана, ты?» — взволнованно спросил Ипатов…

Они сбежали с последней лекции. Неожиданно за ними увязался Валька. Было так. Ипатов и Светлана вышли из Университета вдвоем и вдруг, к своему удивлению, обнаружили, что рядом шагает Валька. Светлане ничего не оставалось, как тоже взять его под руку, поровну делить внимание между ними. Теперь, когда она и Ипатов стали почти мужем и женой, Валька им не мешал…

Любуясь Светланой, ее тонким мальчишеским профилем, так волновавшим его, Ипатов слушал невнимательно, то и дело терял нить разговора, задумывался о будущем. Иногда он, совершенно независимо от того, что молол Валька, прижимал к себе локтем руку Светланы и с горячей радостью ощущал, что это его напоминание о своих чувствах не остается незамеченным. Легким движением кисти или пальцев Светлана давала понять, что думает о нем и что ей хорошо с ним, несмотря на присутствие Вальки.

Шли они по Университетской набережной к мосту Лейтенанта Шмидта, то есть дорогой, которой Светлана обычно пешком возвращалась домой. Сегодня она должна была по пути забрать у тети Дуси уже готовое платье — первое после недавней кражи. Ипатов взялся ее провожать. Валька был явно третьим лишним, но его спутники рассчитывали на то, что он, обладая поразительным чутьем, несомненно, сообразит, когда станет в тягость.

Временами поглядывая на друга, Ипатов пытался понять, догадывается ли тот о чем-нибудь или нет… Скорее всего, да… Как минимум подозревает… Уж очень нейтральные выбирает он темы для разговоров…

Например, нервно посмеиваясь, рассказал о няньке, у которой неожиданно объявился жених, девяностолетний старичок из соседнего подъезда. У него недавно умерла жена, и он через дворничиху сделал няньке предложение. Обещал быть не очень обременительным. Ничего такого не просить, не приставать. (В этом месте Ипатов и Светлана хмыкнули.) Пусть только три раза в день покормит, а когда солнышко — выведет во двор посидеть на скамеечке. Ну и подаст, принесет чего попросит. За это после своей смерти он собирался оставить ей комнату и все имущество. Нянька тут же разворчалась: «На что мне его имущество? Свое вон некуда девать! Еще с царского прижиму пооставалось, моль побила… Все одно с собой в могилу не возьмешь…» Валькин отец как приходит сейчас с работы, так первым делом спрашивает: «Ну, где там наша невеста? Еще не дала деру к своему хахалю?» — «Будешь балаболить — уйду!» — грозилась нянька. «Ну, ну, я пошутил», — всякий раз пасовал генерал.

Слушал Ипатов вполуха, но еще одну историю, рассказанную приятелем, запомнил. Этажом ниже Вальки жила маленькая семилетняя девочка. Иногда он с ней заговаривал и был в курсе всех ее дел. На днях она вдруг спросила: «Дядя Валя, а что такое гарем?» — «Ну это когда, — растерявшись, ответил он, — у какого-то папы много жен». Девочка ужаснулась: «Вот псих! С каждой женой ссориться!»

У Румянцевского скверика им навстречу попалась девушка с их факультета. Она была в коротеньком, еще довоенного покроя пальтишке. На ногах у нее чернели старые, с заплатами боты.

Девушка первая смущенно поздоровалась с ними и как-то бочком прошла мимо.

«Смешная какая-то», — проводив ее взглядом, сказала Светлана.

Все знающий Валька тут же проинформировал:

«Был такой декабрист… — и он назвал одну из известнейших русских дворянских фамилий. — Это его правнучка!»

«Да ну? — удивился Ипатов. — Никогда не подумаешь!»

Он посмотрел вслед девушке. Она по-прежнему шла своей нечеткой, неуверенной походкой.

«Знаете, в ее лице действительно что-то есть», — произнес Ипатов.

«Хочешь забавную игру? — вдруг предложил Валька. — Бери любого встречного. Вообрази себе, что он внук Пушкина или Толстого, праправнук Ломоносова, ну, любого, кого хочешь, и его лицо покажется значительным, и даже сходство увидишь… Я много раз пробовал…»

«Мальчики, давайте попробуем!» — загорелась Светлана.

От моста им навстречу бодрыми шажками шел приземистый квадратный мужчина в распахнутом полушубке. Та сотня метров, которая еще разделяла их, не позволяла им подробно разглядеть его лицо. Даже неясно было, брюнет он или шатен.