Булат Ханов - Непостоянные величины [СИ]

На улице Роман отпустил мальца и похлопал его по щекам, чтобы привести в чувство. Шкет с ненавистью уставился на обидчика.

— Слушаешь?

Сопение в ответ.

— Короче. — Роман схватил парнишку за воротник. — Еще раз протолкнешься без очереди, нагрубишь кому-нибудь или обидишь кого-то, жди проблем. Я за тобой приду. Может, через день, а может, через месяц. Или позже. Но я за тобой приду.

Роман швырнул любителя пшенки в снег и вернулся за стол к Азату. Внутри все клокотало. Пульс определенно выбился за пределы положенных шестидесяти—восьмидесяти ударов в минуту.

— Суп остыл, — констатировал Роман, попробовав.

— Не жестко ты с ним? — спросил Азат.

— Я знаю, кем они вырастают, если в детстве потакать их распущенности. Пусть приучается к тому, что не все дозволено.

— И все же…

— Он неправ, — отрезал Роман.

Азат нацепил на вилку макаронину и сосредоточенно разжевал.

— Он, наверное, братьев сейчас позовет.

— Он — неправ. Забудем о нем.

Всем видом Азат показывал, что не прочь свалить из столовой. И поскорей. Роман, с завистью посматривая на бойких бабок, с подчеркнутой независимостью перетиравших на пальцах старушечьи дела, расправился с ужином и поддался уговорам литератора посетить чудесный парк «Чёрное озеро» с многовековой историей. Всю дорогу Азат оборачивался, точно выискивая глазами разъяренных братьев, одержимых местью.

По пути литератор познакомил Романа с потертым годами конструктивистским домом в форме буквы П. Расположился дом на улице Дзержинского. Как выяснилось, казанцы десятилетиями пугали друг друга чекистскими застенками в округе «Чёрного озера». По слухам, в тайных подвалах спятившие от крови и кокаина палачи расстреляли тысячи людей.

Перед спутниками простерлось футбольное поле в сугробах. Трибунами служили длинные скамейки, выстроенные в несколько рядов. Смахнув снег с краешка ближайшей скамейки, Азат присел. Роман примостился рядом и начертил указательным пальцем на снегу букву К. Вскоре под ней, невидимой строкой ниже, образовалась буква Р с кривой палочкой. Контрольная работа, например. Каста роботов или кровавый рассвет.

— Я ведь жутко проблемный человек, — признался Азат. — У меня сердце изношенное, как у старика. Аритмия, нарушение проводимости. Блокады, экстрасистолы и другие радости. Жизни лет на десять отмерено. Казалось бы, стимул собраться, посвятить себя самому важному. А мешает целый ворох психологических прелестей. Агорафобия та же.

— Боязнь открытого пространства? — уточнил Роман.

Азат кивнул.

— У меня девушка — психолог. Дипломированный. Мы практикуем аутотренинг. Она советует дозированно появляться в людных местах.

— Терпеливая она у тебя, — сказал Роман.

— Любовь долготерпит. — Азат усмехнулся. — Только не помогает этот аутотренинг. Клянусь, не помогает. Психологический метод — это значит докопаться до дна своих переживаний. Разобрать на винтики механизм, который запускает тревогу.

— Перевести подсознательное в сознательное, — подсказал Роман.

— Точно. И что же ты думаешь? Осмыслить переживания не значит сделать их менее глубокими. А от прозака и прочих лекарств у меня разум мутнеет. Я вообще писать не могу под таблетками.

— Что угодно, лишь бы не таблетки, — сказал Роман. — С прозаком ты рискуешь потерять воображение — твое единственное преимущество. Единственное преимущество в мире недобрых лиц.

Азат слепил снежок и без замаха швырнул его на футбольное поле.

— Мне говорят, что это пройдет, это надо пережить, — сказал он. — Как будто потерпишь чуток — и невзгоды исчезнут. Любой дурак в курсе, что не исчезнут. Тогда что надо пережить-то? Жизнь?

Роман аккуратно положил руку на плечо Азату, опасаясь, как бы жест ни был истолкован превратно.

— Наверное, я скажу банальность. Может, тебе сосредоточиться на том, в чем успеваешь лучше всего? Будь то творчество или что-то иное. Вероятно, в таком случае ты не будешь столь беззащитным перед страхами. И не надо отдавать себя на растерзание людным местам.

— Считаешь?

— Исхожу из собственного опыта, — сказал Роман, убирая руку. — Я кидался в крайности. То бросал вызов страхам, то прекращал борьбу и полагал, что наиболее верное решение — притвориться мертвым.

— Притвориться мертвым?

— Интересоваться тем, чем интересуются остальные, — пояснил Роман. — Смотреть видеоролики с высоким рейтингом. Читать бестселлеры. Впитывать новые слова из интернет-жаргона. В общем, не привлекать внимание.

— Получалось? — спросил Азат.

— Нет. И тогда я снова давал бой страхам. Я воображал, будто учусь плавать, хотя только бултыхался в воде.

Азат протянул Роману руку, и тот ее пожал.

— По правде говоря, я по-прежнему бултыхаюсь, — сказал Роман. — Может быть, более осмысленно. Без паники и с улыбкой.

В падающем самолете

Хапаева из 11 «А», отстав от своего класса на перемене, преподнесла Роману душеспасительную брошюру с картинками. Как Библия для детей, только адаптированная под учение Свидетелей Иеговы. По словам Хапаевой, в брошюрке содержались ответы на все философские вопросы и драгоценные мысли, выстраданные древними мудрецами.

— Будет хорошо, если вы выскажете собственное мнение, — произнесла Хапаева.

— Не уверен, что тебе оно понравится.

— Попробуйте. Только никому не показывайте.

Впоследствии Роман не раз пожалел, что согласился. Что дерзнул открыто противостоять фанатизму. Что дерзнул дерзнуть.

Хапаева заявилась после уроков, когда школа стремительно опустела. Прежде чем поинтересоваться, впечатлился ли педагог выстраданными мыслями, ученица притворила за собой дверь.

Роман постарался быть деликатным. Начал с того, что существует множество точек зрения на мир и религия лишь одна из них. Сказал, что у любого подхода есть пробелы и ограничения: у научного, у философского и у религиозного, само собой. Хоть ученые и мыслители выказывают порой нетерпимость, с верующими и уж тем паче со священнослужителями в бесцеремонности им не сравниться. Мягко отведя в сторону вопросы о личных воззрениях, Роман продемонстрировал Хапаевой фрагменты из брошюры, где нелогичность и категоричность религиозных суждений проявлялись во всей наготе. Какие бы противоречия ни таились в Новом Завете, в нем не ощущалось и тени той натянутости и изворотливости, что выпирали из брошюрки от Свидетелей.

Роман никогда бы раньше не подумал, что будет приводить в пример Новый Завет.

— В падающем самолете атеистов нет, — сказала Хапаева.

— И что это доказывает?

— Что обреченные чувствуют приближение Бога.

— А по-моему, что человеку свойственно надеяться даже в безвыходных ситуациях.