Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Ничего, это я так, сдуру, — честно сказал он и отметил, что голос его вскоре бывшей жены, пусть и беспредельно раздраженный, действует на него успокаивающе. — Я спал. И мне приснилось, что… с ней несчастье…

— С ней все в порядке, Майлз, я уверена, — слегка смягчилась Жанин. — У нее комендантский час в полночь. Она вот-вот вернется.

— Сообщишь мне сразу, а? — попросил он. — И передай Уолту мои извинения за поздний звонок.

— Хочешь, чтобы я его разбудила прямо сейчас, или можно подождать до утра? — Раздражение в ее голосе взметнулось на несколько делений, но на этот раз, кажется, не Майлз был тому виной.

— Утром было бы удобнее.

— Отлично, — сказала Жанин. — Мужчине в его возрасте необходим отдых.

И что бы это значило? Майлз одернул себя: он абсолютно не хочет знать. И все же….

— У тебя все нормально, Жанин?

— Все потрясно, Майлз. Просто потрясно. А почему ты спрашиваешь?

— Позвони, когда она войдет в дом, ладно?

— Не хочешь со мной говорить, так это надо понимать?

— Жанин, ты… — он запнулся, — выпиваешь?

— Может, и выпила капельку. Ты ведь не против?

— Это не мое дело.

— Точно. — Затем после короткой паузы: — Я опять напомнила Уолту про дом, сказала, что хочу выкупить твою долю, как только мы поженимся.

— И какова была его реакция?

— Как у коровы, которая все жует и жует свою жвачку.

— Тебе же необязательно выходить за него, верно?

— A-а, ну да, но я этого хочу, понятно?

— Конечно. Я же не говорю, что не надо выходить за него, просто это необязательно.

— Я слышала, Майлз. По-твоему, я могу творить что хочу, и даже если отправлюсь ко всем чертям, тебе пофиг.

Разговоры такого рода, подумал Майлз, — цена, которую платишь за неумение контролировать свои порывы.

— Жанин.

— Ты на футболе был вместе с Синди Уайтинг?

— Да.

— Если бы ты женился на ней, вопрос об этом сраном домишке закрылся бы сам собой. Ты бы стал владельцем половины чертова города. Заплатил бы за обучение Тик в колледже, переехал отсюда и больше никогда бы меня не увидел.

Если Майлз не ошибался, она теперь беззвучно плакала.

— Жанин…

Глухое молчание в трубке, затем:

— Они только что подъехали, доволен?

— Жанин.

— Твоя дочь в безопасности. Я вижу ее в окно. Иди спать.

— Жанин…

Но она положила трубку.

— Сегодня мне все равно положен выходной, разве нет? — рассуждал Бастер, словно намекая, что ночка у него выдалась похуже, чем у Майлза.

Майлз сложил заготовленный бекон в миску из нержавеющей стали.

— Безусловно, — сказал он. — Я и сам не хочу, чтобы ты появлялся здесь, пока у тебя из глаза не перестанет течь.

— Спорим, придется вскрывать эту хрень, — угрюмо отозвался Бастер, будто жизнь его состояла сплошь из такого рода тягостных забот. — Не знаю, зачем я таскаюсь в Аллагаш [13] Крошечное и одновременно самое большое поселение в штате Мэн на реке Аллагаш: его площадь свыше 300 кв. км, тогда как население — лишь несколько сотен человек. . Люди думают, что там скука смертная, но они не правы. Там много чего происходит, и всегда плохое.

Майлз слил жир от бекона в лоток и положил на решетку нарезанный лук.

— Ты хоть представляешь, насколько велико потребление алкоголя на севере графства? — с жаром спросил Бастер.

— В обычном режиме или только когда ты туда наведываешься?

— В обычном.

— Что, многовато пьют?

— Больше чем многовато. — Бастер был явно готов к заниженной оценке. — И оно понятно. Они же там, у границы, не процветают, как остальные графства в штате.

Майлз обернулся на своего помощника, но не обнаружил на его физиономии и тени иронии.

— Пожалуй, я бы съел парочку кусочков бекона, — сказал Бастер. — И яйцо в придачу.

Майлз поджарил ему два и сервировал их на тарелке с беконом и тостами. Бастер набросился на еду, и хотя слизь, сочившаяся у него из глаза, цветом напоминала желток, аппетит ему это не испортило.

— Зря ты меня дожидался, — сказал Бастер, отодвигая вычищенную тарелку. — Надо было взять кого-то на мое место.

— Знаю.

— Ты слишком мягкосердечен, — продолжал Бастер. — Люди этим пользуются.

— Это я тоже знаю, — не стал спорить Майлз в надежде прекратить сеанс психоанализа.

В окне мелькнул старенький, местами проржавевший «хендай» Шарлин и исчез за углом ресторана, и впервые за двадцать с лишним лет от ее появления сердце Майлза не забилось сильнее, будто унылое гнойное пораженчество Бастера разлилось в воздухе и каким-то образом проникло в кровеносную систему Майлза. Свою кофейную чашку Бастер поставил на газету, и та сработала как промокашка. Когда Майлз забрал чашку со стойки, лицо его матери было обезображено кофейным кружком.

— Дурак ты, и больше никто, — внезапно рассердился Бастер. Он тупо смотрел, как Майлз отчищает салфеткой пятно на газете, а потом заплакал. — Прости, Майлз. — Он проворно утер слезы. Вероятно, услыхал, как открылась и закрылась дверь черного хода, и понял, что еще чуть-чуть — и в ресторан войдет Шарлин. Она была слишком красивой женщиной, чтобы плакать в ее присутствии. — Не знаю, что на меня нашло. Честно.

— Ступай домой, — сказал Майлз, не отрываясь от фотографии, но разглядывал он не мать, чье лицо стало неузнаваемым, а кое-что другое, чего прежде не заметил.

Сомнения отпали. Нечто огромное наезжало на него. Рельсы бешено вибрировали под его ногами, и, однако, у него не было сил сдвинуться хотя бы на шаг. Он скорее почувствовал, чем увидел, как Бастер слез с табурета и исчез, и он понятия не имел, сколько раз Шарлин, стоя рядом, произнесла его имя, пока не поднял на нее ошеломленный, вопрошающий взгляд.

— Что с тобой? — требовательно спросила Шарлин. — Вид у тебя как у чокнутого.

Появись она несколькими секундами ранее, она увидела бы, как он приложил кончик указательного пальца к нижней части бородатого лица Ч. Б. Уайтинга, но и тогда не поняла бы, что это значит. Теперь на Майлза взирал не Ч. Б. Уайтинг, как было указано в подписи к фотографии в «Имперской газете», но Чарли Мэйн.

К тому времени, когда они наконец добрались до автовокзала в Фэрхейвене, обещание, данное матери рано утром, никому не рассказывать о Чарли Мэйне, навалилось на Майлза тяжким грузом. Он и вообразить не мог, что обещание, данное в безопасности парома, пришвартованного в бухте Винъярда, способно настолько измениться за считаные часы. В Вудс-Хоуле они сели на автобус до Бостона, где пересели на другой, направлявшийся к северу, в штат Мэн. В Портленде опять пересадка, на этот раз в автобус до Фэрхейвена, где, собственно, маршрут и заканчивался. Совсем недавно, разумеется, конечным пунктом был Эмпайр Фоллз, но вот уже год транспорт туда не ходил, а в городе поговаривали о грядущем закрытии терминала в Фэрхейвене, представлявшего собой окошко на задах табачной лавки и скромных размеров парковку рядом. На этой парковке Грейс оставила их «додж», когда неделей ранее они отправились на Мартас-Винъярд; автомобиля, однако, на месте не оказалось. Исчезновению машины ни Грейс, ни Майлз не удивились. Майлз — потому что по его ощущениям, с тех пор как он уехал из дома, минула целая вечность, а за столь долгий период автомобиль, оставленный без движения, мог просто дематериализоваться. Грейс — потому что это означало: Макса выпустили из тюрьмы.