Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

Но ей необходимо сосредоточиться, а значит, придется встать и пересесть спиной к спине Джона Восса. Поднявшись, Тик, к своему удивлению, вскидывает рюкзак на спину, сгребает остатки своего ланча и шагает на другой конец помещения. Дойдя до стола, где сидит Джон Восс, она с тяжелым стуком сбрасывает рюкзак на пластиковое сиденье. Парень исподлобья косится на нее, вернее, на ее подбородок, затем опять утыкается глазами в свою еду. Ест он из пластиковой коробки нечто похожее на тунца, но что бы это ни было, запах одуряющий. Тик, изрядно продвинувшуюся на пути к вегетарианству, от запаха мяса и рыбы почти всегда начинает мутить.

— Мне понравилось твое яйцо, — делает она первый неловкий ход.

— Ты не обязана со мной разговаривать, — грубо парирует Джон Восс, — настолько грубо, что Тик впору счесть себя свободной от всякой моральной ответственности.

С какой стати он так обращается с ней ? Тик, кажется, не давала повода. И нет ничего странного в том, что парень через день получает по мозгам. Но, вместо того чтобы удалиться, Тик выдвигает пластиковый стул, усаживается и смотрит на Джона Восса, пока тот опять не поднимает голову, почти — но не совсем — встречаясь с ней взглядом. А ведь она уже кое-чего добилась, мелькает в голове у Тик. Парень заговорил, хотя многие думают, что он немой.

— Может, мне хочется. — Тик быстро сглатывает ложь, точно как мистер Мейер, добавив капельку грубости своей интонации для пущей убедительности. — Может, мне приспичило сказать, как мне понравилось твое яйцо.

— Угу, — откликается он, запихивая в рот жирную волокнистую субстанцию, приготовленную ему на ланч, и Тик пытается вообразить, каково это — целоваться с парнем, после того как он съел такую гадость. — Он тебе велел. — Местоимение повисает в воздухе. Словно для Джона Восса мистер Мейер до сих пор находится с ними в столовой. Вдобавок всякий раз, когда парень поднимает голову, его взгляд на долю секунды задерживается на сэндвиче Тик, чтобы вновь опуститься вниз к коробке с отвратительной едой.

— И почему же тебе снятся яйца? — отваживается Тик на вопрос.

— Мне не снятся яйца. — «Что за дурацкая тема для снов», — звучит в его голосе.

Каждый раз, когда он говорит, Тик замирает от удивления: у него абсолютно нормальный, пусть и немного раздраженный голос — в общем, совершенно обычный, не считая того, что раньше она никогда не слышала, чтобы он им пользовался. Голос, заключает Тик, единственное, что есть нормального у этого во всех прочих отношениях пугающе странного парня.

— Ну нам же задали нарисовать свой самый удивительный сон, — напоминает она.

— Мне никогда ничего не снится, — говорит он. — Следовательно, я не мог выполнить задание.

— Все видят сны.

И тут он впервые глядит на нее в упор, и это ей о чем-то напоминает, но она не может сообразить, о чем именно.

— Ты в единственном числе, — бесцветным тоном роняет Джон Восс, давая понять, что не ждет от нее развития темы.

— Да, — не отрицает Тик. — И что?

— А то, дает ли это тебе право утверждать, что все на свете тоже видят сны?

Тик, у которой ранее состоялся похожий разговор с отцом, чувствует себя достаточно уверенной на этой интеллектуальной площадке.

— Это называется полагание на основе фактов, — отвечает она. Будь Тик уверена, что и в классе могла бы высказываться столь же авторитетно, она бы реже отмалчивалась. — Я полагаю, что не существует двух одинаковых снежинок. И для этого мне не нужно изучать каждую снежинку.

— Не очень удачный пример, — мгновенно реагирует парень, будто и он тоже раньше беседовал на подобную тему. — Когда ты говоришь, что мне должны сниться сны, потому что они снятся тебе, ты полагаешь, что никто не отличается от тебя, а не то, что все должны быть одинаковыми. — Его взгляд падает на книжку о Пикассо: — Разве он не отличался от других?

Тик надо поразмыслить.

— Только по калибру, — отвечает она, с удовольствием обнаруживая, что она действительно так думает, а не просто норовит переспорить собеседника. Еще большее удовольствие доставляет ей Джон Восс — он пожимает плечами, словно Тик сказала что-то несерьезное. Ей ли не знать, что плечами пожимают как раз тогда, когда речь заходит о серьезном. Или, точнее, она полагает , что в некоторых случаях он пожимает плечами по той же причине, что и она в некоторых случаях. — Так почему ты думаешь о яйцах?

Он опять пожимает плечами, и Тик слушает его с удвоенным вниманием.

— Просто мама однажды сказала, типа, знай цыплята, что им уготовано, они никогда бы не вылуплялись из яиц.

Ага, философский подход.

— Она как раз жарила яичницу, — продолжает парень. — Не уверен, что она была в курсе про те яйца, они и не предназначались для выведения цыплят. Моя мама не была особо умной — во всяком случае, по мнению бабушки.

Поколебавшись, Тик спрашивает:

— Твоя мать умерла?

— Вероятность допустимая, — отвечает он, словно обсуждает научную проблему.

Тик пытается с этим разобраться. Ей нравится докапываться до истины, и она страшно не любит признаваться, если чего-то не понимает, особенно когда чувствует, что упускает нечто очевидное. Наводящий вопрос может вызвать насмешку, поэтому она выжидает до тех пор, пока не становится ясно: Джон Восс не собирается пояснять свою мысль.

— Я не втыкаю, — в итоге признается она.

— Да, ты не втыкаешь, — хмыкает Джон Восс, используя уничижительную форму ответа, как правило напрочь отбивающую охоту к дальнейшим расспросам.

Опять рассердившись, Тик закусывает удила:

— Да, я не втыкаю.

Помолчав, парень объясняет:

— Первым уехал отец, а потом мама снова вышла замуж, и они оба уехали. А я перебрался сюда жить с бабушкой. Теперь втыкаешь?

Он покончил со своей едой, но резкий запах пока не выветрился. Когда его взгляд снова останавливается на недоеденном сэндвиче Тик, она говорит:

— Я не могу с этим справиться. Он твой, если ты еще не наелся.

— Я сыт, — отвечает он, хотя на сытого даже близко не похож, и Тик следит за его адамовым яблоком, не дернется ли.

У парня длинная тощая шея, и адамово яблоко выпирает под бледной кожей будто посторонний предмет, втиснутый в горло. По красноте на его шее Тик догадывается, что он недавно начал бриться и пока не слишком преуспел в этом деле. С подбородком и верхней губой почти порядок, но не хватает сноровки для более заковыристой поверхности прыщеватой шеи, где волосы жестче и растут в разные стороны. Отдельные волоски уворачиваются от бритвы неделями и начинают завиваться.

Глаза Джона Восса вдруг вспыхивают, потревоженные чем-то за спиной Тик; она оборачивается к двери — в стеклянном прямоугольнике застывшая физиономия Зака Минти. Тик слегка вздрагивает. Неподвижность лица за стеклом наводит на мысль, что Зак давно наблюдает за ними. Тик открывает рот, чтобы успокоить своего сотрапезника, мол, после пятой перемены дверь всегда запирают, но не успевает — Зак открывает дверь и вваливается в столовую. Некоторым людям, думает Тик, категорически нельзя доверять ключи, и мистер Мейер один из них. Впустив в столовую Джона Восса, директор забыл запереть за собой дверь, хотя, обговаривая условия ее ланчей в одиночестве, настоятельно просил всегда запираться на замок и никому не открывать, даже своим лучшим друзьям.