Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

— Конечно, я понимаю, почему тебе стыдно брать деньги, — сказал Макс. — Поднимешься на две перекладинки по чертовой лесенке и уже трясешься за свою жизнь.

— Где тебя высадить, папа?

— Слушай, а он голубой, — сменил тему Макс. — Ну тот, молодой.

— С чего ты взял, папа?

— Мне старый хрыч сказал, — поспешил с ответом Макс. — Сам бы я ни за что не догадался.

— Отец Том в старческом маразме, папа. Если ты не заметил.

— Еще как заметил, — сказал Макс, — и таким он мне больше нравится. Но, зная тебя, ты небось это одобряешь.

Майлз скосил глаза на отца:

— Старческий маразм?

— Нет. Голубых, — разъяснил Макс. — Мы же говорили о голубых.

— Нет, ты сказал, что отец Марк гей, а я сказал, что ты не понимаешь, о чем говоришь. Как обычно.

— Я сказал «голубой», а не «гей». Ты просто злишься, потому что мне заплатили, а тебе нет.

— Нет, папа, я не злюсь. Напротив, я ужасно доволен. Может, ты сумеешь дотянуть до выходных, не выпрашивая у меня взаймы.

— Потребности никто не отменял. — Подавшись вперед, Макс нажал на кнопку бардачка. — Пусть мне и семьсят, но это еще не значит, что мне пора перестать кушать.

— Хорошо бы тебе не забывать о тех потребностях, что возникают к концу месяца, если в первых числах хлестать пиво напропалую, — посоветовал Майлз. — Скажи, пожалуйста, что ты делаешь?

— Твой бардачок не открывается.

— И знаешь почему, папа? Потому что он заперт.

— Заперт? — ошарашенно повторил Макс.

Только вчера он не был заперт, и Макс, заглянув в бардачок, нашел там десятку, что позволило ему дотянуть до зарплаты. Запертый бардачок его явно покоробил. Это все равно что прийти в гости с расчетом на радушный прием и обнаружить, что тебе отвели место в чулане.

— Заперт, чтобы в него не лазили все кому не лень, — уточнил Майлз.

Если Макс и обиделся, виду он не подал. Наклонившись, он водил пальцами под приборной доской.

— Открыть такой замочек раз плюнуть. — В подтверждение своих слов он ударил основанием ладони снизу, и бардачок распахнулся. — Меня этому научил один парень на Кис. — Макс явно гордился тем, что оказался хорошим учеником. — Хочешь, я покажу тебе, как это делается?

Майлз съехал на обочину, заглушил двигатель и, перегнувшись, начал шарить в пасти бардачка в поисках двадцати долларов, которые он положил туда утром на всякий непредвиденный случай. Найдя, сунул купюру в карман рубашки и поехал дальше.

Секунду-другую Макс рассматривал рубашку сына, словно запоминая на будущее точное местонахождение кармана.

— Ты постоянно отказываешься перенимать мой опыт, — вздохнул он. — Пока проживешь все эти семьсят лет, невольно многому научишься. — Майлз промолчал, и Макс добавил: — Или ты думаешь, что уже сам все знаешь.

— Я знаю, что эта двадцатка тебе не достанется, — ответил Майлз, коротко взглянув на отца.

Макс пожал плечами, мол, время покажет, чем напомнил сыну Харпо Маркса; этот комедийный персонаж и не подумал бы оспаривать принадлежность двадцатки, поскольку ему было кое-что известно, о чем ты ни сном ни духом не ведал, когда клал деньги в карман, — к купюре привязана ниточка. Сходство между отцом и Харпо Марксом в тот момент было столь разительным, что Майлз легонько похлопал по карману, проверяя, на месте ли двадцатка.

— Ты бы и ее прибрал к рукам, да? Хотя пять минут назад с тобой расплатились, и деньги еще тепленькие в твоем кармане, но ты только и думаешь, как бы выяснить, не прибавилось ли чего в моем бардачке с прошлого раза.

Макс будто не слышал. Вынув буклет с рекламой недвижимости на Винъярде, он с видом перспективного покупателя принялся изучать дома стоимостью под миллион.

— Не ты ли только что сказал, что мне нельзя забывать о потребностях, которые возникнут в будущем?

Остановившись на красный свет, Майлз отобрал у отца буклет, запихнул его в бардачок и резко захлопнул крышку. Никаких сомнений: Макс и самому Господу заморочил бы голову. И не факт, что Господь сразу понял бы, с кем имеет дело. Оставалось лишь надеяться, что он все же займется Максом первым делом с утра, потому что к концу сегодняшнего дня Макс станет фаворитом на гонках грешников.

— На твоем месте, — поделился своими раздумьями Макс, — я бы начал ухаживать за той калекой, дочкой Уайтингов.

— И ты еще удивляешься, почему я никогда не спрашиваю у тебя совета, — откликнулся Майлз.

Он категорически не желал сообщать отцу, что они с Синди Уайтинг собираются завтра на школьный матч. А вдруг Макс забудет о матче и пропустит его. А потом никто не заметит, что они пришли вдвоем на стадион, и не доложит Максу. А свиньи научатся летать.

Макс помалкивал, пока Майлз не проворонил рытвину и бардачок снова не открылся.

— Если за десять миллионов долларов всего-то надо жениться на калеке, я бы женился.

— Я в этом уверен, папа. А затем ты бы ее бросил.

— Нет, не бросил бы, — возразил Макс, ковыряясь в замке. — Но возможно, под настроение взял бы отпуск разок-другой. — Он закрыл бардачок, но крышка отказывалась держаться. Майлз наблюдал за отцом, пока не зажегся зеленый. — Будь у тебя отвертка, я бы поправил эту штуковину, — заявил Макс.

— Ты уже поправил, папа, спасибо. — Прибавляя скорость на перекрестке, Майлз вспомнил слова миссис Уайтинг о том, насколько легче ему стало бы жить, женись он на Синди. — Окажи мне огромную услугу, больше ничего не поправляй, окей?

Макс положил ногу на ногу и уставился в окно, крышка бардачка покоилась на его колене. С минуту полюбовавшись пейзажем, он опять вытащил буклет с недвижимостью:

— Женишься на калеке и сможешь купить дом, на который ты глаз положил.

— Папа, ты мог бы не называть ее так?

— Как?

— Калекой. Не думаю, что я о многом прошу.

— И как же мне ее называть?

— Например, совсем никак. Собственно, я не понимаю, почему мы вообще о ней говорим. Она нам никто.

— Родня, — не сразу ответил Макс. — Роби и Робидо.

— Не начинай, — предостерег его Майлз. — У тебя еще меньше шансов наложить лапу на ее деньги, чем заполучить двадцатку из моего кармана.

Макс промолчал, и Майлз украдкой потрогал карман рубашки, чтобы удостовериться: старик эти деньги пока не присвоил. Двадцатка издала успокаивающий шелест.

— На Кис я знавал парня, так он всю дорогу называл себя калекой, — припомнил отец. — «Макс, — говаривал он, — врагу не пожелаю стать калекой, а уж тебе тем более».

— О господи.

— Не злись на меня, это все, о чем я прошу, — сказал отец. — Не я же ее переехал.

— Нет, — подтвердил Майлз, — тебе повезло. Ты сбил всего лишь собачку мэра.

— Ты имеешь в виду, что не повезло. Псина принадлежала не мэру, а его дочке. Выскочила прямо передо мной… — покачал головой Макс, — и ничего нельзя было поделать, даже будь я трезв. Это случилось вон там. — Он показал на тихий зеленый район с некогда первоклассными домами, многие из которых утратили былой лоск. Перед одним из них, принадлежавшим Уолту Комо, стоял знак «Продается».