Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Грин, потому что он умеет держать язык за зубами, когда нечего сказать умного – то есть, по сути, всегда. Татуировка на правом трицепсе пацана – пронзенное сердце поверх пошлого имени «Милдред Трах», которую Брюс Г. зовет своим лучиком в темном царстве, вылитой копией покойной солистки «Дьяволов в человеческом обличье» и единственной любовью своего мертвого сердца и которая этим летом забрала их дочку и бросила его ради парня, который, типа, разводит гребаных лонгхорнов в каком-то Мухосранске к востоку от Атлантик-Сити, Нью-Йорк. Даже по стандартам Эннет-Хауса проблемы со сном у него, у Грина, – мама не горюй, и иногда они с Гейтли в глухую ночь рубятся в криббидж – игру, которой Гейтли научился в тюрьме. Теперь Берт Ф. С. зашелся в сочном приступе кашля – локти торчат, лоб побагровел. Ни следа Эстер Трейл – любительницы грызть ногти и, по словам Пэт, какой-то там «пограничной» [79] С пограничным расстройством личности. . Гейтли видит все не двигаясь, не поворачивая головы и даже не открывая глаз. Еще здесь Рэнди Ленц – это который мелкий дилер органическим коксом, носит пиджаки с рукавами, подвернутыми на руках с искусственным загаром, и постоянно проверяет свой пульс на запястье. Выяснилось, что Ленц представляет особый интерес для людей по обе стороны закона, потому что в этом мае у него сорвало башню и он внезапно залег в чарльзтаунском мотеле и скурил все 100 граммов, которые ему вручил подозрительно доверчивый бразилец во время – о чем Ленц как раз не подозревал – операции УБН в Саус-Энде. После такого проеба по всем фронтам, – совершенно восхитительного, как про себя считает Гейтли, – Рэнди Ленца, с мая, разыскивало столько людей, сколько он в жизни не видел. Он нездорово смазливый на манер многих сутенеров и мелких дилеров, мускулистый на манер военных полицейских – как когда у человека вроде мускулы мускулистые, а сам он ничего даже поднять не может, – со сложно напомаженными волосами и часто по-птичьи дергает головой, чтоб покрасоваться. На волосяном покрове одной руки у Ленца есть небольшая безволосая прогалина, которая, как известно Гейтли, по-любому верный знак того, что у дилера есть нож, а уж кого-кого Гейтли не может переварить, так это владельцев ножей – развязных пацанов, которые завсегда портят честный махач, когда вскакивают с земли с ножом, и по-любому порежешься, пока отнимешь. Ленц учит Гейтли сдержанной вежливости с людьми, которым при одном виде хочется навалять. Все довольно быстро раскусили, – кроме Пэт Монтесян, чья странная легковерность при общении с отбросами, о чем Гейтли не стоит забывать, одна из причин, почему его самого взяли в Эннет-Хаус – раскусили, что Ленц здесь только временно залег на дно: он редко покидает дом, только под принуждением, избегает окон и ездит на обязательные ежевечерние встречи АА/АН в маскировке, похожий на Сесара Ромео [80] Сесар Ромеро (1907–1994) – американский актер. после ужасной аварии; а потом всегда просится вернуться в Хаус в одиночку, что не одобряется. Ленц сполз в северо-восточном углу диванчика из искусственного велюра, который втиснул в северо-восточный угол гостиной. У Рэнди Ленца есть такая странная компульсивная привычка быть всегда на севере, а если возможно – на северо-востоке, и Гейтли тут теряется в догадках, но тем не менее привычно замечает для себя позицию Ленца и каталогизирует в голове. Нога Ленца, как и нога Кена Эрдеди, вечно дрыгается; Дэй заявляет, что во сне она дрыгается еще сильнее. Очередной урк и животный пых Дона Г., лежащего на диване. У Шарлотты Трит огненно-рыжие волосы. Типа просто цвета красного фломастера. Она не работает вне дома потому, что у нее какая-то болезнь, то ли СПИД, то ли ВИЧ. Бывшая проститутка, вставшая на путь исправления. И почему проститутки, когда завязывают, всегда стараются быть такими чопорными? Как будто прорывается зажатая внутренняя библиотекарша. У Шарлотты Т. жесткое недокрасивое лицо дешевой шлюхи, глаза вокруг всех четырех век охвачены тенями. И она, кстати, тоже чумазого цвета на уровне дермы. Больше всего завораживает в Трит – как глубоко врезаются ее шрамы на щеках, которые она конопатит основой под макияж и потом румянит, отчего вместе с волосами у нее вид злого клоуна. Страшные раны на щеках выглядят так, будто в какой-то момент карьеры за нее взялись с набором для выжигания. Гейтли даже думать об этом не хочется.

Дону Гейтли почти двадцать девять, он давно чист и просто огромен. Лежит такой, урча животом, с сонной улыбкой. С софы, которая просела как гамак, торчат лопатка и ягодица. Гейтли не столько крепко сбит, сколько будто налит – мягкая неподвижность истукана с острова Пасхи. Было бы неплохо, если бы пугающий размер не был одним из главных факторов, по которым мужчинам – выпускникам Эннет-Хауса тут предлагают работу сотрудника с проживанием, но что поделать. У Дона Г. массивная квадратная башка, еще квадратнее из-за стрижки пажом, которую он сам себе выстригает перед зеркалом, чтоб сэкономить $: не считая крова и питания – плюс возможность Служений, – в качестве сотрудника с проживанием получает он копье, а ведь еще приходится возмещать убытки в трех окружных судах. Сейчас у него на лице сонная белоглазая улыбка человека, который еще чуть-чуть и провалится в дрему. Пэт Монтесян должна быть в 09:00, и Дону Г. нельзя ложиться до ее прихода, потому что управдом повезла Дженнифер Белбин в суд, и он остался за главного. Фольц, сотрудница с проживанием, на конвенте Анонимных Наркоманов в Хартфорде на все долгие праздники Взаимозависимости. Лично Гейтли не в восторге от АН: столько рецидивов и потом возвращений как ни в чем не бывало, столько боевых баек, рассказанных с неприкрытой идиотской гордостью, так мало внимания к Служениям или Посланию всерьез; столько народу в коже и железе, сплошь выпендреж. Целые залы Рэнди Ленцев, все лезут с объятиями и прикидываются, что не страдают по Веществу. Разгульный перепихон с новичками. Гейтли знает, что воздержание и реабилитация – две большие разницы. Только вот, конечно, кто такой Гейтли, чтобы судить, что и кому помогает. Он только знает, что вроде помогает лично ему: жесткая энфилд-брайтоновская любовь АА, Группа «Белый флаг», старики с пузами в подтяжках, седыми ежиками и геологическими эпохами трезвой жизни, Крокодилы, которые тебе квадратную башку оторвут, если учуют, что ты уже почиваешь на лаврах, или херней маешься, или забыл, что до сих пор каждый сраный день твоя жизнь висит на волоске. Новички «Белого флага» такие сдвинутые и больные, что на собраниях не могут усидеть на месте и ходят кругами в задней части зала, как Гейтли, когда впервые пришел. Пожилые детсадовские учителя на пенсии в полирезиновых слаксах и пенсне, которые пекут печенье на еженедельные собрания и рассказывают из-за кафедры, как отсасывали барменам при закрытии, чтобы выклянчить еще на пару пальцев в бумажный стаканчик, который несли домой в прорезающемся свете утра. Гейтли, хотя и с долгой историей оральной наркомании за плечами, препоручил себя именно АА. В конце концов, думает он, бухать в свое время он тоже не забывал.