Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

В какой-то момент Дэй восклицает: «Ну так зовите лоботомиста, подавайте его сюда!»

Только вот консультант самого Гейтли, когда тот еще был тут жильцом, Эухенио Мартинез, один из добровольцев-выпускников, одноухий бывший мошенник, толкавший мусорные акции, а теперь продавец мобильных телефонов, попавший в Эннет-Хаус еще при основателе – Мужике, Который Не Пользовался Даже Именем – и с тех пор десять лет в завязке, этот Эухенио М., – так вот, Эухенио сразу ласково предостерег Гейтли насчет его особого грабительского селективного внимания и каким оно может быть опасным, потому что как узнать: ты экранируешь внешний мир или Паук? Эухенио звал Болезнь Пауком и рассуждал в категориях «кормить Паука» / «держать Паука в черном теле», и так далее и тому подобное. Эухенио М. вызвал Гейтли в офис управдома и спросил: а что, если экранирование Дона «кормит старого Паука», и как насчет экспериментального разэкранирования на какое-то время? Гейтли ответил, что постарается изо всех сил, вышел и попробовал смотреть игру «Кельтикс» по спонтанке, пока рядом два жильца-трубочиста из Фенуэя завели разговор о том, как какому-то третьему пидору пришлось пойти на операцию и извлечь из пердака скелет какого-то, блять, грызуна 91. Эксперимент по разэкранированию продлился ровно полчаса. Это было как раз перед тем, как Гейтли получил значок за 90 дней, когда он еще был далек от какой-то там нормы или терпимости. В этом году Эннет-Хаус и близко не то фрик-шоу, какое царило при Гейтли.

На сегодня Гейтли полностью свободен от Веществ уже 421 день.

Мисс Шарлотта Трит с аккуратно накрашенным страшным лицом смотрит полосатый фильм с картриджа и что-то вышивает. Разговор между ней и Джоффри Д., к счастью, заглох. Дэй сканирует комнату на предмет, к кому бы еще пристать и выбесить, доказать себе, что ему тут не место, и не идти на контакт, а может, даже так выбесить, что начнется срач и его, Дэя, выпрут, так что виноват будет не он. Так и слышно чавканье, с которым Болезнь разъедает его мозг. Еще в комнате Эмиль Минти, Рэнди Ленц и Брюс Грин, раскинулись на креслах с вылезшими пружинами, закуривают одну сигаретку от конца другой, развалились по-уличному – в позах типа «даже не думай лезть», отчего фактуру их тел почему-то трудно отличить от кресел. Нелл Гюнтер сидит за длинным столом в столовой без дверей, которая находится сразу за раскладным сосновым столиком для старого ТП DEC, белит под ногтями маникюрным карандашом посреди остатков своего завтрака, важным ингредиентом которого явно был сироп. Еще там Берт Ф. Смит, сам по себе, на противоположном конце стола, пилит вафлю ножом и вилкой, прикрепленными к культям лентами-липучками. Бывшему инспектору водительских прав в DMV [78] Департамент по регистрации автотранспортных средств. Берту Ф. Смиту теперь сорок пять, хотя выглядит он на все семьдесят, волосы у него почти целиком белые, пожелтевшие от бесконечного курения, а попал он в Эннет-Хаус в прошлом месяце, после девяти месяцев в городской ночлежке Кембриджа. История Берта Ф. Смита: это его уже пятидесятая с гаком попытка завязать в АА. У Берта Ф. С., когда-то ортодоксального католика, потенциально летальные проблемы с аашной «верой в милосердного бога» с тех пор, как Римская католическая церковь по просьбе его жены постановила их брак недействительным году где-то в 99-м до э. с. после пятнадцати лет совместной жизни. Затем он несколько лет прожил алкоголиком в меблированных комнатах, что, по мнению Гейтли, типа где-то на ступеньку выше, чем бомж-алкоголик. В прошлом году, в сочельник, Берта Ф. С. в Кембридже ограбили и избили до полусмерти, и как бы бросили умирать на морозе, в подворотне, в метель, после чего он потерял кисти и стопы. Дуни Глинна однажды поймали за тем, как он рассказывал Берту Ф. С., что к нему в спальню для инвалидов Пэт подселит новенького, у которого нет не только кистей и стоп, но и рук и ног, и даже головы, а общается он пердежом по азбуке Морриса. Эта острота стоила Глинну трех дней

Полного домашнего ареста и недели дополнительного Дежурства за то, что Джонетт Фольц записала в журнал как «жистокое оброщение». В правом боку Гейтли слышится тихий кишечный стон. Смотреть, как Берт Ф. Смит курит «Бенсон & Хеджес», держа сигарету в культях и выставив локти, словно садовник с секаторами, на взгляд Гейтли, гребаное путешествие на край пафоса. А Джоффри Дэй еще откалывает шуточки про «Если бы не милость божью». А уж как Берт Ф. Смит зажигает спичку и говорить не хочется.

Гейтли, сотруднику с проживанием вот уже четыре месяца, кажется, что увлечение Шарлотты Трит шитьем – подозрительное. Иголки эти. Так и впиваются в тонкий стерильно-белый хлопок, прочно натянутый на пяльцах. Игла вонзается в ткань словно со стуком и писком. Конечно, не тот беззвучный хлоп, как когда вмазываешься. Но все же. И с каким погружением.

Гейтли думает, как бы он определил цвет потолка, если бы его заставили назвать это цветом. Не белый и не серый. Коричнево-желтые полутона – от смолистых сигарет; дымок висит у потолка даже в такую рань нового трезвого дня. Некоторые алкоголики и транк-торчки не спят всю ночь, сидят, дрыгают ногой и непрерывно смолят, хотя после 00:00 картриджи и музыка вообще-то под запретом. За четыре месяца у него уже выработалась особая сноровка сотрудника Хауса, у Гейтли: одновременно видеть все в гостиной и столовой, не глядя. Эмиль Минти, хардкорный панк на хмуром, оказавшийся здесь по причинам, которые пока никто не смог определить, сидит в старой бержерке горчичного цвета, задрав «гады» на одну из стоячих пепельниц, которая еще недостаточно накренилась, чтобы Гейтли велел ему быть это, поосторожней, пожалуйста. Рыжий ирокез и бритый череп у ирокеза Минти начинают буреть, – не самое лучшее зрелище с утра пораньше. Вторая пепельница на полу рядом с его креслом полна погрызенных полумесяцев ногтей, а это по-любому значит, что Эстер Т., которой Гейтли приказал идти уже спать в 02:30, стоило только ему свалить драить полы в ночлежке, в ту же секунду вернулась и опять давай ногти грызть. Если не спать всю ночь, желудок Гейтли будто съеживается и щиплет – то ли от кофе, то ли просто потому, что не спит всю ночь. Минти жил на улицах лет с шестнадцати, это Гейтли видит: у него такой чумазый цвет лица, как у бездомных, когда чумазость въедается в дермальный слой и утолщает его, от чего Минти на вид будто зачехленный. И большерукий водитель «Леже Тайм Айс», тихий паренек, Грин, неразборчивый наркоман, попробовавший всего понемногу, не старше двадцати одного, с лицом, слегка помятым сбоку, носит безрукавки цвета хаки и жил в трейлере в том апокалипсическом трейлерном парке у Оллстонского Выступа; Гейтли нравится