Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

В некоторые миги на горе Стипли более чем скрещивал руки – почти обнимал себя, охоложенный, но отказывающийся замечать холод вслух. Марат отметил, что жест самообнимания выглядел вполне женственно и подсознательно. Подготовка Стипли ко многим полевым назначениям была дисциплинированная и эффективная. Главная нечистомонетность мсье Стипли в роли американовой женщины-журналистки – даже дебеловатой и неодаренной видом американской женщины-журналистки – была в ногах. Они были широкие и с желтыми когтями, волосатые и тролльные – уродейшие ноги, которые Марат обладал несчастьем наблюдать где-либо к югу от 60°, и уродейшие предположительно женские ноги на его опыте.

Оба мужчин странно воздерживались, отчего-то, коснуться темы планов спускаться с утеса в непроглядной тьме. Стипли даже не забивал голову, как Марат изначально сумел поднять себя (или спустить себя) без какого-либо сброса с вертолета – которому придавали неправдоподобность капризный ветер и высота хребта. В Неопределенных службах ходила догма, что если Les Assassins des Fauteuils Rollents имеют хотя бы одну пятку Ахилла, то это стремление к бравированию, спектаклю отрицания любых физических ограничений и т. д. Однажды Стипли имел полевой контакт с Реми Маратом на зыбкой луизианской нефтяной платформе в 50+ километрах дальности от бухты Кейллу, все время под прицелом вооруженных каджунов-симпатизантов. Марат всегда маскировал диковинный размер своих рук ветровкой о длинных рукавах. Когда бы Стипли ни оборачивался к нему, веки Марата были полузакрыты. Будь он (Марат) кот, он бы мурлыкал. Одна рука все времена оставалась под пледом, заметил Стипли. При самом Стипли был маленький и незарегистрированный «Таурус PT9», приклеенный к внутренней стороне бритого бедра, что служило главной причиной, отчего он воздерживался сесть поверх камня на утесе; орудие было снято с предохранителя.

В слабом свете звезд и люма Марат находил четырехконечные ноги американа на шпильках завораживающе гротескными – словно ломти мягкого обработанного американового хлеба, сжатого и мятого ремешками обуви. Мясистая компрессия пальцев в открытых концах туфель, кожаный легкий скрип, когда он покачивался вверх-вниз, холодно сжимая себя в безрукавном летнем платье, его большие голые руки, на холоде пестрые от красного цвета, одна рука ярко расчесана. Обретенная мудрость квебекских антионанских ячеек – что в назначениях выдуманных легенд для полевых оперативников Bureau des Services sans Specificite имелось что-то латентное и садистское: мужчины изображали женщин, женщины – рыболовов или ортодоксальных раввинитов, гетеросексуальные мужчины – гомосексуальных мужчин, европеоиды – негров или карикатурных гаитянцев и доминиканцев, здоровые мужчины – страждущих от дегенеративных нервных болезней, здоровые женские оперативники – мальчиков-гидроцефалов или эпилептических специалистов по связям с обществом, необезображенный персонал ДНССША не только притворялся, но иногда претерпевал настоящие обезображенности – все ради реализма полевой легенды. Стипли, в молчании, рассеянно, вздымался и опадал на концах тех самых ног. Ноги были очевидно незнакомы с высокими каблуками американовых женщин, потому что казались мятыми, лишенными притока крови и изобильно омозоленными, и ногти малейших пальчиков были черными и готовыми, отметил Марат, в будущем отпасть.

Но также Марат знал, что сам мсье Хью Стипли в глубине души нуждался в унижениях абсурдной полевой легенды, что чем более гротескно и неубедительно казавшимся он был, тем более здоровой и реализующейся чувствовала себя глубина души в течение подготовки унизительной попытки отображать легенду; он (Стипли) применял стыдобу, которую чувствовал огромной женщиной, или бледным негром, или дерганым дауном – дегенеративным музыкантом, как топливо для исполнения назначений; Стипли приветствовал принижение собственного достоинства и эга в той role, что оскорбляла его достоинство эга… от психомеханики у Марата голова шла кругами – он не имел способности к абстракциям руководителей AFR Фортье и Брюйима. Но зато он знал, что именно поэтому Стипли пребывал в лучших полевых оперативниках Services sans Specificite: однажды он потратил добрую половину года в пурпурных рясах, спал три часа еженощно, обрил голову и удалил зубы, тряся тамбурином в аэропортах и продавая пластмассовые цветы на средних полосах, чтобы проникнуть в недра группировки импорта 3-амино-8-гидрокситетралина 169под видом секты в американовом городе Сиэтл.

Стипли сказал:

– Потому что именно от этой фишки AFR у начальства озноб, если уж речь зашла о страхе и чего надо бояться.

Заговорил он тихо или нет, Марат определить не смог. Пустой простор, на который они взирали с утеса, вбирал весь резонанс, отчего каждый звук звучал замкнуто, а каждая артикуляция казалась глухо мягкой и отчего-то чересчур интимной, почти посткоитальной. Звуки слов, говоримых под одеялом, когда зима бьется в бревна стен. Сам Стипли казался испуганным, а может, запутанным. Он продолжал:

– Именно это ваше равнодушие, как будто ко всему, кроме самого вреда. Закинули нам Развлечение, только чтобы навредить, и все.

– Голая агрессия нас.

Мускулы под нейлоном икр вздымались и опадали, когда Стипли качался.

– Парни из Исследований поведения стонут, не понимают, какой такой позитивной политической цели добивается AFR. На что Дюплесси навострил вашего Фортье.

– Американовое «озноб» значит страх, смятение, дыб волос.

– Взять FLQ и монкалмистов – блин, даже самых гребанутых из ультраправых Альберты…

Мсье Дюплесси когда-то учился под эдмонтонскими иезуитами, размышлял Марат.

– …их хотя бы можно понять, ну, как политические объединения. С ними более-менее ясно, с кем мы имеем дело.

– Их агрессия облечена в программу, считает твое Бюро.

Теперь лицо Стипли было задумчивое, в очевидной озадаченности.

– У них хотя бы цели есть. Какие-то желания.

– Для себя.

Стипли убедительно отобразил рассуждение.

– Как будто появляется контекст для игры, с ними, в этом случае. Мы знаем, чем наши отличаются от них. Они играют на поле контекста.

Вызвав скрип кресла, Марат снова повращал два пальца руки в воздухе, что у квебекуа выражает нетерпение.

– Правила игры. Правила боя, – другая рука покоилась под пледом на пистолете-пулемете «Стерлинг UL».

– Даже исторически – бомбисты 60-х, сепаратисты-латиносы, чурки арабские…

– Очень чарующе. Очаровательно. Какие привлекательные названия.

– Чурки, колумбийцы, бразильцы – у всех были позитивные задачи.

– Желания для себя, которые вы могли понимать.

– Даже если задач-то тех было чушь да фигня, чтобы для галочки записать и прикнопить к доске под табличкой «Известные цели» – как у жалких латиносов. И все-таки они хотели чего-то определенного. Был контекст. Компас для контрманевров.