Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

– Дон, я совершенна. Я так красива, что любой, у кого есть нервная система, при взгляде на меня сходит к херам с ума. Стоит им меня увидеть, и они уже не могут больше ни о чем думать, ни на что смотреть, и забывают свои обычные дела, и верят, что если я буду с ними, то все тут же станет прекрасно. Все. Будто я решение их глубокой слюнявой потребности жить бок о бок с совершенством.

– Ну все, сарказм.

– Я так красива, что безобразна.

– Ну все, неуважительное обращение, будто я дебил какой, потому что, видите ли, пытался помочь преодолеть страх прямого «нет», который она преодолевать не собирается.

– Я безобразна от красоты.

– Хочешь увидеть мое профессиональное лицо сотрудника – вот тебе лицо сотрудника. Я улыбаюсь и киваю, я обращаюсь с тобой, будто тебя надо подбодрять, улыбаться и кивать, а сам за этим лицом все кручу и кручу пальцем у виска, типа: «Ну и долбанашка», типа: «Где санитары-то».

– Хочешь верь, хочешь нет. Здесь я бессильна, я знаю.

– Смотри, вот профессиональный сотрудник записывает в Журнал лекарств: «Шесть сверхмощных доз аспирина для сотрудника, пережившего сарказм, и съезжание с преодоления страха, и саркастическое поведение от новичка, которая думает, что видит всех насквозь».

– На какой позиции ты играл?

По Эннет-Хаусу пошли слухи, что Рэнди Ленц нашел собственный мрачный способ справляться со всем известными Гневом и Бессилием, которые угнетают наркомана в первые месяцы воздержания.

– «…что сотрудник даже поражается, как это она попала сюда на лечение, если такая вся из себя умная».

Ежевечерние собрания АА и АН закругляются к 21:30 или 22:00, а отбой – в 23:30, и жильцов Эннета подвозят до Хауса жильцы с машинами, а некоторые выбираются на машинах за огромными дозами мороженого и кофе.

Ленц – из тех, которые с машиной, – сильно модифицированным старым «Дастером», белым с как будто 12-калиберными прострелами ржавчины над нишами колес, с крупногабаритными задними шинами и таким прокачанным ради рокочущей скорости движком, что чудо, как у него еще права не отняли.

Лоферы Ленца ступают за пределы Эннет-Хауса только после заката, и даже тогда только при белом парике, усах и в развевающемся пальто с высоким воротником, и ходит он только на обязательные ежевечерние собрания; и потом тут такая тема: он никогда не ездит на собрания в своей машине. Всегда выходит с кем-нибудь еще и подсаживается в чужую машину с другими. И всегда только на самое северное место, почемуто, с компасом и салфеткой рассчитывая сегодняшний ночной маршрут поездки и затем прикидывая, на каком месте он будет максимально на севере. У Гейтли и Джонетт Фольц уже вошло в привычку каждый вечер объяснять остальным жильцам, что Ленц преподает им ценный урок терпения и терпимости.

Но когда собрание закругляется, Ленц ни к кому не подсаживается. После собраний он всегда идет в Хаус пешком. Говорит, ему нужно подышать свежим воздухом, особенно когда весь день просидишь в забитом Хаусе, избегая дверей и окон, скрываясь сразу от обеих сторон системы правосудия.

И вот однажды в среду после «Бруклайнской молодежи» АА на Биконстрит у Чеснат-Хилл он добирается до дома ровно в 23:29, почти два часа, хотя там можно и за полчаса дойти, и даже Берт Смит в сентябре управился меньше чем за час; и Ленц успевает минута в минуту к отбою и, не сказав никому ни слова, сразу пилит в свою и Глинна с Дэем спальню, хлопая фалдами пальто поло и осыпая пудру с парика, вспотев, производя неприемлемый грохот дорогими туфлями по бесковровой лестнице на мужскую половину, по поводу чего у Гейтли нет времени подняться и предъявить, поскольку ему еще разбираться с опоздавшими к отбою Брюсом Грином и Эми Дж.

Ленц бродит в городской ночи, в одиночку, почти на ежевечерней основе, иногда с книжкой.

Жильцов, которые часто гуляют одни, на четверговой Летучке сотрудников в кабинете Пэт вносят в группу риска как очевидных потенциальных рецидивистов. Но у Ленца пять раз брали пробы мочи, и три раза, когда в лаборатории не напортачили с иммуноанализом, моча у Ленца была чистая. Гейтли в итоге решил оставить Ленца в покое. У некоторых новичков Высшая сила – типа, Природа, небо, звезды, зябкий осенний ветерок, ну кто знает.

Так что Ленц бродит в ночи, без компании и в маскировке, якобы прогуливается. Он изучил перекошенную сеть улиц Энфилда-Брайтона-Оллстона как свои пять пальцев. Южный Кембридж, и Восточный Ньютон, и Северный Бруклайн, и отвратительный Отшиб. После собраний он чаще всего добирается домой боковыми улицами. Дешевые, заставленные помойками жилые улицы и дороги у типовых спальных районов, переходящие в переулки, грязные подворотни за магазинами, помойками, складами, погрузочными платформами, огромными ангарами «Эмпайр Вейст Дисплейсмент» и т. д. Лоферы Ленца начищены до убойно слепящего блеска и элегантно, чечеточно прищелкивают, когда он шагает в поисках – руки в карманах, пальто нараспашку. Что именно ищет и зачем, он начинает понимать лишь через несколько вечеров 224. Он ежевечерне ходит по городским ареалам обитания зверей. Вокруг выгнанные домашние кошки и суровые дворняжки перетекают из тени в тень, роются в помойках, трахаются и дерутся с адскими воплями, пока он шагает, ушки на макушке, в злачной ночи. Тут и всяческие крысы, и всяческие мыши, и всяческие бездомные псы с висящими языками и ребрами на пересчет. А то и залетный дикий хомяк и/или енот. Вся ловкая и вороватая послезакатная братия. А также домашние собаки, которые звенят цепями, или лают, или бросаются, когда он проходит мимо дворов с собаками. Двигаться он предпочитает на север, но по подходящим сторонам улицы пойдет и на запад, и на восток. Звонкий цокот туфелей по цементу разнообразных текстур разносится на сотни метров по округе.

Иногда Ленц видит серьезных таких крыс рядом с канализационными трубами, а иногда и на помойках, где нет кошек. Первой его осознанной жертвой стала крыса, когда он набрел на крыс в широком переулке с запада на восток у погрузочной платформы за компанией «Свелт Нэйл». чуть к востоку от Уотертауна на Сев. Гарвард-ст. Это в какой же вечер. На пути из Восточного Уотертауна – выходит, с АН «Дальше откроется больше» с Глинном и Дилем, а не с АА «Лучше поздно, чем никогда» в Святой Е. с остальными хаусовцами, – значит, понедельник. Значит, прогуливался он в понедельник по одному переулку, его шаги отдавались утроенным эхом от погрузочной платформы и северной стены слева, вдоль которой он шел в поисках сам не знал чего. Впереди виднелся стегозавровый силуэт контейнера «Свелт». – это вам не всяческие обычные контейнеры ЭВД пониже и поуже. В тени помойки слышалась сухая возня. Он ничего не подбирал осознанно. Поверхность переулка раскрошилась, и Ленц, не сбиваясь с пританцовывающего шага, подобрал килограммовый булыжник бетона с крошками асфальта. Это были крысы. Между северной стеной и крюком помойки для сухопутной баржи на горчичной одноразовой тарелке из «Ланчвагон» на недоеденную сосиску наседали две здоровые крысы. Их мерзкие розовые хвосты торчали из темноты в тусклом свете переулка. Когда Рэнди Ленц подкрался на носках лоферов, они и ухом не повели. Хвосты у них были мясистые, голые и как бы дергались взад-вперед, дергались то на тусклый желтый свет, то в тень. Здоровый плоский булыжник приземлился на большую часть одной крысы и край другой. Раздался пронзительный чирикающий писк, но и основное попадание по одной из крыс тоже произвело довольно солидный и примечательный звук – некую ауральную комбинацию помидора об стену и молотком по карманным часам. Из ануса крысы показалось содержимое. Она лежала на боку под не самым лучшим с медицинской точки зрения углом, хвост дергался, и содержимое из ануса, и капли крови на усиках, которые казались черными – капли – в натриевом охранном освещении под крышей «Свелт Нэйл». Ее бок поднимался и опускался; задние лапки перебирали, будто на бегу, но эта крыса уже никуда не убежит. Вторая исчезла под помойкой, волоча заднюю часть. Повсюду лежали еще куски раскрошившейся улицы. Когда Ленц грохнул другим по башке крысы, он осознанно обнаружил, что в момент разрешения внутреннего напряжения ему нравится говорить: «Вот так».