Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Вечер понедельника, 9 ноября Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»

По причинам, которые Пемулис, хоть убей, не вдупляет, Орто Стайс, похоже, сидел в кабинете доктора Долорес Раск и беседовал с ней сильно позже часов приема. Пемулис, проходя мимо, притормозил у двери.

– …ческая оценка, после нашей совместной работы по твоему страху веса, такова: причины твоих расстройств лежат, Орто, как и у многих мужчин и спортсменов, лежат в контрафобии.

– Боязнь линолеума? – ошибки быть не могло – из-за двери доносился плоский акцент Тьмы.

– На уровне предметов и проекции инфантильной всесильности, когда человек переживает магическое сознание в отношении связи его мыслей и поведения предметов с собственными нарциссическими желаниями, контрафобия представляет собой иллюзию обладания некоей силой или умением, дабы компенсировать какую-то подавленную внутреннюю травму, связанную, в свою очередь, с отсутствием контроля.

– Над линолеумом?

– Я предлагаю забыть о линолеуме и предметах в целом. В аналитической, к примеру, модели контрафобные реакции почти всегда относятся к типам травм предэдипальной стадии, на каковой катексис предметов – эдипальный и символический. Взять куклы и игрушки-фигурки маленьких детей.

– Дык не играю я ни в какие чортовы игрушки.

– Игрушка Джи-Ай Джо, или Рядовой Джо, как правило, катексируется как образ сильного отца, но при том отца-антагониста, «военного», где «рядовой» обозначает «рядовой страх» перед «оружием», которого эдипальный ребенок одновременно боится и жаждет, а «Джо» обладает созвучием с ЖКТ – хорошо известным медицинским акронимом для желудочно-кишечного тракта, со всеми сопутствующими анальными тревогами, которые на эдипальной фазе требуют подавления из-за желания контролировать кишечник, чтобы впечатлить или, так сказать, «покорить» мать – и куклу Барби можно рассматривать как крайне очевидно редуктивную и фаллоцентрическую редукцию матери до архетипа сексуальной функции и доступности, здесь Барби как образ эдипальной матери как образа.

– То исть я че, по-вашему, переоцениваю предметы?

– Я хочу сказать, лапидарно выражаясь, что существует очень юный Орто, с некоторыми очень реальными проблемами заброшенности, которому нужна забота и защита от старшего Орто вместо потворства фантазиям о всесильности.

– Слушьте, я не из этих, не из пидарных, но и чортовых Барби иксить не хочу, – затем голос Тьмы затих и надломился, когда он сказал что-то про свою кровать.

На ручке кабинета доктора Раск был прорезиненный непроводящий чехол, на самой двери – имя и степени доктора Раск, и вышивка с сердечком внутри сердца побольше и надписью курсивом «Защитить Внутреннее дитя сегодня», что маленькие дети в ЭТА находят озадачивающим и нервирующим. На Пемулисе, который на пути через вестибюль Админки по привычке сперва притормозил у запертой двери в тихий лазарет, а затем у двери Раск с полоской света внизу, был самый бесстыжий ансамбль, который он только смог придумать. Алые десантные брюки с зелеными цилиндрическими полосками по бокам. Штанины заправлены в лиловые носки в древних и ваще неклевых «Кларкс Воллабис» с грязными подошвами и налипшей ластиковой жвачкой. Под пиджаком английского покроя в фиолетово-коричневую клетку «оконная рама» – оранжевая водолазка из искусственного шелка. На плечах плетеные погоны энсина. На голове обычная фуражка, но с по-деревенски выгнутым козырьком. Он даже выглядел не столько бесстыже, сколько понищебродски. Дверь доктора Раск под ухом была холодной. Как раз когда Пемулис оторвался, по коридору Б прошел Джим Трельч и сказал, что Пемулис похож на похмелье. За дверью Раск призывала Стайса назвать свой гнев, и Стайс предлагал назвать гнев Горацием в честь покойной гончей его старика, которая угодила в какой-то капкан на койотов, когда Тьме было девять, и смерть которой выводок Стайсов в Канзасе бурно оплакивал. Старые «Воллабис» остались с неоконченного школьного обучения старшего брата Пемулиса и по периметру подошв были облеплены сопливыми ошметками грязной жвачки. Носки принадлежали

Дженни Баш, и она недвусмысленно дала понять, что получить обратно их хочет выстиранными. Клетчатые рукава пиджака были коротки на несколько сантиметров и обнажали жатые манжеты из ярко-оранжевого полиэстерового шелка.

На первом этаже Административного корпуса было очень тихо. Было где-то под 21:00 – предположительно, обязательный учебный час, – и команда Пала уже ушла домой, а ночная смена уборщиков еще не пришла. Пемулис бесшумно двигался по паласу вестибюля с северо-востока на юго-запад. Не считая полосок лампового света из-под пары дверей, в вестибюле ЭТА хоть глаз выколи, а внешние двери академии уже заперли. У витрины с призами у северной стены странный транспортный силуэт, но Пемулис не притормозил, чтобы изучить его поближе. Он слегка приподнял дверь в юго-восточном конце коридора, чтобы она не скрипела, открыл и вошел в приемное помещение администрации, тихо прищелкивая пальцами. В его голове звучала легкая мелодийка. В приемной Тэвиса было пусто и темно, и облака на обоях стали по-грозовому мрачными. Здесь было не очень тихо. Из дверного проема миссис Инк и из-под внутренней двери Тэвиса лился свет. Латеральная Алиса Мур уже ушла домой. Пемулис включил ее третий рельс и поиграл с креслом, быстро просмотрев материалы на столе. О том, чтобы поиграть с микрофоном, не могло быть и речи. Два из пяти ее ящиков были заперты. Пемулис оглянулся, закинул в рот еще один мятный леденец и посидел какое-то время тихо, сложив ладони под носом в размышлениях, пока кресло Мур скользило взад-вперед по рельсу.

Свет лился из-под внутренней двери Тэвиса потому, что наружная была открыта. Пемулису даже не пришлось прикладываться ухом к дереву внутренней двери. Шипенье и высокоскоростной рокот Стейрбластера Тэвиса было слышно и так, как и задыхающийся удаляющийся голос директора. Было ясно, что внутри больше никого нет. Было ясно, что Тэвис в кабинете без рубашки, с полотенцем ЭТА на шее, волосы висят мокрой занавеской сбоку его маленькой головы, пока он пытается не отставать от того, что всем напоминало одержимый Сатаной эскалатор в «Филенс». Он раззадоривал себя какой-то быстрой ритмичной мантрой, в которой Пемулису слышалось то ли «Абсолютное беспокойство, абсолютное беспокойство», то ли «Абсолютно не беспокойся, абсолютно не беспокойся» и т. д. Пемулис мог представить, как на Стейрбластере подпрыгивают пузико и титьки Тэвиса. Иногда голос вдруг звучал приглушенно, когда он, видимо, промокал полотенцем перекошенные усы. На ручке Тэвиса не было изолирующего резинового чехла, заметил Пемулис.