Тамара Лисицкая - Идиотки

А еще Ирочка начала понимать, что внутри нее — жизнь. Она врубилась в это неожиданно, ночью. Растолкала Леонида, начала что-то объяснять ему. Проболтали до утра, не слишком приблизившись к объяснению. И теперь Ирочку попеременно одолевали то жуткая депрессия, то щенячий восторг. И тогда она рыдала и ругалась или скакала по квартире и звонила всем подряд.

Наташа по-прежнему торговала цветами и искала Яковлева. Она продвинулась в своих поисках довольно далеко, нашла бабульку, которая сдавала комнату молодоженам — Витьке и Оле Курловой. Из окна этой квартиры Яковлев и шагнул в никуда.

— Ну, што я магу пра их сказаць? — бабулька с подозрением щурилась из-за ржавой цепочки. — Нармальныя были! Не шумели!

— А как он выглядел?

— Хто?

— Ну, парень!

— Ну, як? Нармальна выглядзеу! Абычна!

— А почему он решил убить себя?

— А вот этава я не знаю! — бабулька побагровела и стала закрывать дверь.

— Подождите! — кричала Наташа, уже под дверью, на лестнице. — Я ищу его несколько лет! Это на мне он должен был жениться! Это из-за меня он выбросился из окна! Это я виновата! Я должна найти его! Мне надо сказать ему, что я его люблю! Пожалуйста!

Бабулька тихо ругалась за дверью — не отходила, но и не открывала.

— Што табе нада? Нармальныя ани были! Ругалися инагда!

— Понимаете, мы еще в школе влюбились друг в друга! Но так ни разу и не признались! А потом он женился на ней! И я танцевала на его свадьбе! И я даже не представляю, что он сейчас обо мне думает! И думает ли вообще!

— А ты хто?

— Наташа.

— Ну, дак ани ругалися з-за Наташи! Ана усе время крычала, што ана не Наташа, штоб не называу яе так!

Потом бабулька приоткрыла дверь и прохрипела в щелочку:

— Гуляшчая сильна ана была! Усе время с кем-та на телефону балбатала! А ен усе видзеу и так перажывау! Аны два месяцы пражыли у мяне, а патом ен выкинууся!

— Как это было?

— Так адкудава мне знаць? Я з рынка прыйшла, а яго ужо увязли! Саседки гаварыли, што стаяу на акне и плакау. А кали упау, таксама плакау, але ж не крычал, не прасиуся. Жалеу, што жывы астауся! Во, Маци Божая, яки дурны хлопец! Так и астауся парализаваны! Ты знаеш, што ен парализаваны?

— Знаю.

— И шукаеш?

— Да.

Бабулька открыла дверь. Оказалась маленькой, конечно, во фланелевом халатике, от нее пахло вареной рыбой.

— А тая трохи пахадзила у бальницу, а патом сказала, што маладая, што хоча жыць. И развялася.

— Где он сейчас?

— А хто яго знаець? Бацька ягоны заплациу за комнату, забрау усе яго вешчы. Сказау, што уедуць з Минска, не будуць тут жыць. Што хлопцу нужны воздух.

— А можно… мне посмотреть на сто комнату?

— Ну… — бабулька замялась. — А ты не цыганка?

— Нет, я цветами торгую.

— А чаго храмая?

— Машина сбила.

— Ну, идзи.

Наташа прошла извилистым коридором чахлой квартиры, заваленной барахлом и такой типично маразматической, какой могут быть только беличьи конурки выживших из ума одиноких стариков.

— Вон там, — бабулька открыла дверь. — Там у мяне агурки.

Пустая комната, драные обои в крупный бурый ромбик. Следы от кровати, здесь все время терлись локтем и затылком, оставили темные следы. Пыльные трехлитровые банки с толстыми темными огурцами. Окно.

Наташа подошла к окну, погладила подоконник. Выглянула на улицу.

А внизу — что-то вроде газона, но такого усохшего в асфальт. На это упасть и не кричать…

— Там у мяне цвяты расли, — сказала бабулька — Ен на цвяты упау, таму и жывы астауся… Эта я сейчас клумбу не даглядаю, сил нема а тагда харошыя цвяты были…

— Спасибо вам большое, — Наташа улыбнулась, уходя.

— Ну, ишчы яго, если любиш! — бабулька топала сзади. — Ишчы давай! А хлопец ен добры! Дамавиты, мне усе разетки паправиу, унитаз, краны, плинтус. Хацеу абои паклеиць и не успеу… Я ж адна жыву, дзеци мае у Маскву паехали, занятыя.

— Я к вам еще зайду, ладно? — Наташа поискала в кармане — там у нее жидкой стопочкой лежали деньги. Мелочь, и отдельно, приятным квадратиком, двадцать тысяч. Наташа выволокла эту двадцатку и протянула бабульке:

— Возьмите.

Бабулька сжала губки и округлила глаза:

— А што эта ты?

— Возьмите. Пожалуйста.

— А мая ты дзетачка! — бабулька приняла денежку, зашаркала по коридору. — Пастой, я табе агуркоу дам! Пастой!

Сергею показалось мало двух проектов, он окончательно забросил рыбу и перебрался на телевидение. Объявил кастинг ведущих, распечатал бланки, разработал собственную систему тестирования молодых, основными пунктами которой было выяснение семейного статуса и домашнего телефона. Видеоинженер Коленька объяснял эту активность тем, что Сергею уже надоела Галя, и теперь ему приходится превозмогать себя и искать, искать новых девушек, несмотря на усталость, недосып…

Лена обточилась, как черноморский камешек. Она уже не реагировала на мужа так болезненно. Уходит — ладно, пусть… При этом она даже не утешала себя противовесом «лишь бы деньги зарабатывал» или «главное, что не пьет». Она себя вообще не утешала. Семейная жизнь была ТАКОЙ, и она привыкла, другой не представляла.

Этим летом она успела погрустить на пляже, убедившись, что отдыхать скучно. Успела получить тридцать писем с признаниями в любви, столько же — с угрозами и бранью, успела засветиться на обложке глянцевого журнала, который вышел и тут же, на первом номере, закрылся в силу экономических проблем.

Быть звездой в Беларуси оказалось очень сложно. В чем тут было дело, не понятно. Может, в малых размерах страны и города, малых относительно небесных законов шоу-бизнеса, которые диктуют светилам быть как можно дальше от простых смертных и не давать рассмотреть себя вблизи. А как ты будешь дальше в Минске? С его двумя миллионами? Как ты будешь дальше, если ездишь в том же метро? Или в том же такси, которое, благодаря вышеупомянутой тесноте, успевало за один сезон перевезти всех возможных звезд, о чем таксист и сообщал приблизительно следующим образом:

— О! Я вас знаю! Вы на телевидении работаете! Катя Демчук, да? Нет? А кто?.. А я подумал, Катя… А я вот недавно Кузина возил! Знаете Кузина? А Холодинского? Так вот я его тоже возил! И этого, как его… Ну, ведет еще какую-то программу… Подскажите, вы же там работаете!

Или так:

— Вы мне кого-то напоминаете, девушка! Не скажете кого?

Или даже так:

— Мне, кстати, ваши передачи нравятся. Вы в следующий раз передайте мне привет. Я друзьям скажу, чтобы смотрели…

— Давай купим тебе машину! — злился Сергей.

Конечно, с двумя машинами в семье было бы проще. Сергей мог бы тогда, например, выпить на вечеринке и свободно поволочиться за какой-нибудь нимфой… Но Лена не чувствовала в себе таланта водить авто.