Кристоф Хайн - Смерть Хорна. Аккомпаниатор

— Вот как? Недоразумение? А вы еще и трус, боитесь признаться.

Даллов сделал два шага к письменному столу.

— Позвольте, я вам все объясню, — взволнованно зачастил он, — это нервное расстройство, мой врач называет его конвульсивной сверхвозбудимостью. Она у меня с тюрьмы, но это пройдет.

Судья смотрел на него ехидно, недоверчиво. Покачав головой, он спросил:

— И часто с вами такое бывает?

— Нет-нет, — поспешил заверить Даллов. — Это был, так сказать, несчастный случай.

Губы судьи растянулись в ухмылке. Он заметил, с каким испугом глядит на него Даллов и насколько умоляюще выражение его лица.

— Ваш недуг весьма опасен, Даллов, — саркастически заметил он.

Даллов тоже силился улыбнуться.

— Да, но главным образом он мешает мне играть на пианино, так что пришлось бросить, — неуклюже попытался он сострить.

Судья снова углубился в документы.

— Надо бы вам наручники надеть, — сказал он, не отрываясь от бумаг.

Даллов молча стоял у письменного стола и ждал. Ему почудилось, что судья забыл о нем. После долгой паузы, показавшейся Даллову вечностью, Бергер тихо проговорил:

— Идите.

— Спасибо, — глухо сказал Даллов.

Судья не поднял глаз. Левой рукой он помахал в воздухе, делая знак Даллову, чтобы тот уходил. Это было похоже на жест, которым отгоняют назойливую муху.

В приемной к Даллову подошла секретарша. Молча, с каменным лицом она вернула ему пропуск и дала небольшую карточку с отштемпелеванным адресом суда и написанным от руки номером телефона.

— Большое спасибо, — сказал Даллов и покраснел.

Проходя по коридору суда, Даллов от облегчения едва не упал в обморок. Он прислонился к подоконнику и уперся лбом в оконное стекло.

— Он бы никогда не сумел ничего доказать, — пробормотал он.

К нему обратилась женщина, проходившая мимо с кофеваркой в руках, спросила, не надо ли помочь.

Он мотнул головой. Затем резко обернулся к женщине и спросил:

— Помочь хотите? А что у вас есть? Власть, деньги, влияние, связи?

Женщина прижала к себе кофеварку, глядя на него с недоумением и ужасом.

— Ну так что? — не унимался Даллов. — У вас ничего этого нет? Как же вы собираетесь помочь?

Женщина отскочила, не спуская с него глаз. Даллов видел, как сильно она испугана. Наконец она повернулась и бросилась по коридору короткими, поспешными шагами. Лишь когда она скрылась за дверью, Даллов, успокоившись, пошел дальше.

Уже дойдя до мраморной лестницы, которая спускалась к выходу, он вдруг повернулся и быстро двинулся по коридору, разглядывая двери. Перед одной из них он остановился, нерешительно постучался. Не успел он взяться за ручку, как в замке повернулся ключ и дверь приоткрылась. В щель выглянул мужчина, коротко и грубо спросил:

— Чего надо?

Даллов пробормотал, что ошибся. Он не был уверен, тот ли это кабинет, куда пару месяцев назад его приводили Шульце и Мюллер. Он спустился по лестнице, отдал на выходе пропуск.

Вечером он пошел в соседний дом, чтобы поговорить со Штеммлером. Дверь открыла его жена. Она холодно поздоровалась с Далловом, провела его в гостиную и попросила подождать: муж, дескать, скоро вернется из магазина. Она извинилась и оставила его одного. Даллов сел. Через стенку доносились детские голоса, звон посуды. Он огляделся, ища какой-нибудь журнал, потом взял маленькую медную фигурку, стоявшую на столе, и принялся разглядывать ее. Вскоре задребезжал дверной звонок, Даллов облегченно вздохнул. Он прислушался к голосам в коридоре. Когда Штеммлер вошел в гостиную, Даллов поставил фигурку на стол и поднялся.

— Мне нужна твоя помощь, Йохен, — сказал Даллов, протягивая руку.

Они сели. Штеммлер предложил гостю коньяку, молча выслушал его.

— Я бы на твоем месте вернулся в университет, — сказал он наконец, — это все, что я могу тебе посоветовать.

Даллов решительно мотнул головой.

— Нет, я два года отсидел в тюрьме.

Штеммлер недоуменно поднял брови.

— Ну и что? — спросил он. — В чем проблема-то? Ведь факультет берет тебя обратно.

Даллов понял, что ничего не сумел объяснить.

— Но тем самым, — снова начал он, — я как бы подпишусь под собственным приговором…

Штеммлер неподвижно глядел на него. Затем он взял бутылку коньяка, молча потянулся к Даллову, чтобы наполнить его рюмку, но тот сделал отрицательный жест. Тогда Штеммлер налил коньяку себе, пригубил его и сказал:

— Значит, ты решил тащить за собой эти два года всю жизнь. Тут я ничем не могу помочь.

Оба погрузились в неприязненное молчание; их выручила жена Штеммлера, которая вошла с консервной банкой и попросила мужа открыть ее. Тот при этом поранился, после чего с каким-то интересом принялся разглядывать, как из пореза на большом пальце выступили капельки крови. Даллов встал и откланялся. В дверях он сказал Штеммлеру:

— Извини, я ошибся адресом.

Штеммлер поднес палец ко рту, пососал ранку.

— Пожалуй, — так же спокойно отозвался он и закрыл за Далловом дверь.

Вечером Даллов поехал к Эльке, но не застал ее дома. Он зашел в пивную на противоположной стороне улицы, примостился к стойке, заказал кофе. Он глядел на хозяина, который разговаривал с посетителями, наливая пиво и протирая обрывком кожи серебристую поверхность стойки. Потом отправлял, не глядя, пивные бокалы в мойку с водой, надевая их каждый раз на укрепленные там круглые щетки, вынимал обратно, ставил сушиться. Лишь наливая пиво, он не отрывал глаз от крана, но продолжал при этом разговаривать с посетителями. Под глазами у него набрякли тяжелые, почти фиолетовые мешки, шея и подбородок были испещрены оспинками. Заметив пристальный взгляд Даллова, он вопросительно посмотрел на него. Даллов отрицательно мотнул головой. Хозяин отошел с тремя бокалами пива к другому концу стойки. Он не узнал Даллова.

Час спустя Даллов еще раз позвонил в дверь Элькиной квартиры, а потом поехал в центр — к Гарри. Как бы между прочим Даллов напомнил ему, что ищет работу, согласен на любую, и спросил, не может ли тот помочь. Гарри кивнул, принялся рассуждать о разных возможностях, тогда Даллов вставил, что дело очень срочное. Гарри осекся, пристально взглянул на Даллова, но промолчал. Потом пообещал навести справки и в ближайшие дни сообщить о результатах. Даллов еще с полчаса посидел в баре, пытаясь разговорить барменшу, но та делала вид, будто не слышит его, и приходилось повторять чуть не каждую фразу, сама же она отвечала неохотно и односложно.

В середине следующего дня Даллову позвонил Гарри и предложил ему сезонную работу официантом на Балтийском взморье. Даллов тотчас согласился, когда услышал, что к работе можно приступить через три дня. Он разразился благодарностями. Гарри перебил его и попросил зайти утром в кафе за кое-какими напутствиями. Потом Даллов позвонил Эльке в книжный магазин, договорился о встрече на завтрашний вечер.