Александр Снегирев - Призрачная дорога

Неподалёку топтались бродяги, они парковали тележки ленивых покупателей и забирали монетки себе.

Я нашарил монетку, отстегнул тележку и вкатился в мир потребительского изобилия. Выросший во времена дефицита, я каждый раз поражаюсь наличию товаров на полках, озираюсь восхищённо, как новенький в раю.

При входе высятся пирамиды гранатов, готовых быть заряженными в воронки сокодавилок. Черноусые азербайджанцы вкрадчиво предлагают отведать питьё.

В отделе мяса подвешены освежёванные тела.

Медальоны на крюках, как награды.

Розовые свиные головы кривятся коварными улыбками, коровьи – взирают печально.

Мясники в белых халатах напоминают кровожадных нацистских учёных.

В рыбном отделе камуфляжные скумбрии, кровавые поленья пеленгасов, золотые вязанки копчёных ставрид, мёрзлые извивы минтая, ледяные кубы мелкой мороженой кильки.

Кубы напоминают камни Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге.

Не удивлюсь, если собор построен из кубов мороженой кильки.

Цветные порошки специй расфасованы по маленьким драгдилерским пакетикам.

Из-за белых творожных валов выглядывают румяные женщины. Моло́чка – не мужская сфера.

Кондитерская сдоба поражает пышностью и размером.

Кажется, что целая стена распятых лифчиков в отделе тряпья предназначена для хранения именно этих разнообразных булок.

Лифчики агрессивно выпячивают чашки, халаты растопыривают рукава на манер огородных пугал.

У первого же прилавка вскрылось позорное обстоятельство – я забыл деньги.

На самом деле ситуация даже сложнее.

Я не забыл деньги, у меня их вообще нет.

Сейчас такой период.

Непростой.

Чаще одалживаю, чем получаю.

Поглощённый мыслями об уже случившихся событиях этого дня и о тех, которым только предстоит произойти, я отправился в магазин с пустыми карманами.

Банковская карточка при мне, но на счету пусто.

Совсем без карточки тоскливо, а с карточкой всегда теплится надежда.

Я позвонил, но Кисонька не подошла.

Она как раз выслушивала пожелания богини по усовершенствованию дома к приезду жениха.

Я позвонил снова.

Кисонька не ответила.

Нет никаких гарантий, что она с богиней. Я это только предполагаю, что происходит на самом деле – мне не известно.

Я стою одинокий на парковке, а Кисонька не отвечает.

Оставайтесь на линии, ваш звонок очень важен для вас.

Да.

Мой звонок очень важен прежде всего для меня.

Мне нужен её голос, её ответ.

Нет ответа.

Надоело мне уже пожинать правду, приписал бы себе полный кошелёк, проблем бы не было.

– Слушай, не могу до неё дозвониться, – сказал я плотнику, который ответил после второго гудка.

– Сейчас передам ей трубку.

– Алло, – сказала она.

– Я забыл деньги, – сказал я.

– И что теперь?

– Ничего страшного, просто переведи мне на карту.

– Я не умею это делать, там всё такое мелкое, ничего не видно.

– Попроси кого-нибудь.

В трубке послышалось обсуждение сложившейся ситуации.

– Сейчас я переведу, – сказал Кисоньке плотник, и я услышал его слова.

Рядом говорили про творог.

Я стал думать о твороге.

Об этой белой рассыпчатой субстанции, которая производится из молока и бывает разной жирности.

Бывает девять процентов, а бывает ноль.

А ведь я ошибся.

Ошибся насчёт рассыпчатости.

Есть творог не рассыпчатый, а такой, как бы слипшийся. Он продаётся в пачках, как масло. Они всегда мокрые, эти пачки.

Интересно, какой творог приобретут те, кто его обсуждает.

Заговорили про шашлык. Какое мясо брать, парное или замаринованное. Поговаривают, что маринуют то, которое уже начало портиться. Маринад скрывает изъяны природного вкуса.

Какое странное слово по отношению к мясу – парное.

Я понимаю, молоко.

Но мясо.

Какая-то плотоядная жуть таится в этом словосочетании.

От тела ещё поднимается пар, а ты уже его жрёшь.

Парное мясо, парное мясо, парное мясо.

Жирок, жирок, жирок.

Освежители воздуха нужны, чтобы создать в пространстве свою ароматическую вселенную.

Резиновые перчатки нужны, чтобы сберечь кожу рук.

Домашняя коптильня нужна, чтобы коптить на дому.

Треньк.

Вот и деньги.

Когда я выкатил с рынка, бродяги-парковщики куда-то запропастились.

Видимо, набрали нужную сумму и отправились на шопинг.

Что ж, останутся без подаяния.

Собравшись поставить тележку в хвост к остальным, я заметил телефон.

Обратить внимание можно было на многое.

Например, на цыганку, наблюдающую за выводком хищных малышей и лузгающую подсолнух. Кажется, что золото у неё во рту – это не коронки, а шелуха драгоценных зёрен. На отказ в подачке цыганята отвечают шипением.

Место, выделенное для инвалидов, заняли сыны южных колоний. Они заперты в чёрном автомобиле, содрогающемся и дребезжащем от нагнетаемых изнутри магнитольных звуков. Южане от грохота не страдают и водят по сторонам своими заросшими лицами.

Обладай я социальной иронией, заметил бы огорчительное состояние тротуаров, бордюров и газона вблизи рынка. С ними со всеми случилось какое-то несчастье, тяжеловесная необратимость прокатилась по ним, не оставив живого места. Тротуары напоминают кашу с комками, кажется, что асфальт лепили голыми руками. Бордюрные камни кренятся, газоны исполосованы колёсами и усыпаны окурками так густо, что у гостя из далёкого края может сложиться впечатление, будто здесь недавно прошла посевная какой-то нововыведенной сигаретной культуры, которая вот-вот даст всходы и заколосится урожаем с фильтром.

Из всего этого великолепия моё зрение выбрало телефон.

На дне второй от края тележки из числа закованных в длинную тележечную гусеницу лежит телефон в коробке.

Новенький.

Кто-то купил и забыл.

С одной стороны – невероятно, такого просто не может быть. Здесь столько страждущих, что телефон, тем более в коробке, не залежался бы. Тот, кто задвинул последнюю тележку, увидел бы его. С другой стороны – почему бы не проверить, надо только найти ещё одну монетку и отпереть тележку.

Мною овладела жажда наживы.

Дело за монеткой.

Но её-то как раз я найти не мог. Ощупал карманы – нет десяти рублей.

Почти вышедшая из употребления купюра этого номинала есть, две монетки по пять есть, а одной десятирублёвой нет.

Можно вернуться в рыночный павильон и разменять. Но нельзя же оставить находку. Кто-нибудь другой перехватит.

Попросить кого-то посторожить, пока я сбегаю на кассу?

Попросить одного из бродяг разменять в обмен на вознаграждение?

И сделать всё это хитро, чтоб никто не догадался и не завладел моим трофеем.