Александр Снегирев - Призрачная дорога

Автомобильный знак «Стоп» – сохранился со времён увлечения дочери автомобильными знаками. В сарае ещё семь разных.

Светильник в форме красной стеклянной звезды – память о Марракеше.

Кокос с надписью «Bali» – плотник привёз с острова Бали.

Мебель, посуда, бытовые приборы, картины, аксессуары, предметы декора, купленные, привезённые, полученные в качестве наследства или в дар, украденные, забытые, взявшиеся невесть откуда, как, например, почти новый мужской пиджак Armani.

Весь дом – одна большая арба с трофеями, застрявшая у дороги. Нахватали и увязли.

Увязли, укоренились, обжились.

Корнями вбуравились в резиновую землю.

Давно никуда не едем, а тащим.

Не тащим даже, само прибывает.

Дарят, привозят, жалко выбросить.

Вся жизнь – обретение новых и новых трофеев.

Слушая вполуха трескотню богини, Кисонька решила, что непременно поделится этим образом с автором книжки.

Тем временем автор, то есть я, добрался до рынка, а заодно и до церкви с усадьбой, которые находились поблизости.

Возле церкви, под сводами старинных ветвей, толпился народ.

Я подошёл поближе.

Оказалось, привезли святыню.

Чудодейственную реликвию.

Я не стал вдаваться в подробности и занял очередь.

Время позволяло, захотелось прикоснуться к тайне. Здоровье в норме, но профилактика не повредит.

То ли прибытие раритета не особенно афишировалось, то ли в наших краях преобладают скептики, но людей собралось не слишком много.

Как в школе после родительского собрания.

Предметом поклонения оказался деревянный крест.

Он установлен на площадке перед храмом.

Крест требуется кусать.

Потому что это самый настоящий зубной крест.

Даже странно, что людей так мало.

Стоматологи, что ли, у нас какие-то особенные? Или граждане самостоятельно содержат свои зубы в опрятности и здравии?

Взрослые разевают рот, цапают одну из двух горизонтальных перекладин и отходят, утираясь.

Детям сложнее. Детские рты не открываются на необходимую ширину. Дети обкусывают углы.

Численность паломников оказалась обманчивой – очередь умеренная, но постоянно возникают льготники.

Из тёмного сундука на колёсах выгрузился выводок цветастых женщин.

Их сопровождает дяденька, запакованный в пиджак, как в конвертик.

В качестве почтовой марки на лацкане поблёскивает значок ведомства.

Дяденька предъявил удостоверение, и полицейский пропустил всю шоблу без очереди.

Цветастые, хихикая, как перед баней, процокали к кресту и по очереди приладили к нему свои ротики.

Дяденька в конвертике держался в стороне, но откусавшиеся женщины принялись его уговаривать:

– А вы что же, Павел Андреевич? Давайте, давайте, а то как-то не по-людски получается.

Пока Павел Андреевич мялся, очередь топталась в ожидании. Цветастые так сочно уговаривали, что захотелось, как на свадьбе закричать: «Горько, горько, Павел Андреевич!»

Павел Андреевич одёрнул пиджак, коснулся значка на счастье и пошёл.

Возле святыни замешкался, хотел было встать на одно колено, как на присяге, но пожалел брюки, приобнял крест, нежно, словно выпускницу за талию, и прихватил легонько за воображаемую шейку.

Очередь двинулась, но привезли бабушек с пригласительными от администрации района.

Дело приняло затяжной оборот, водитель микроавтобуса подводит бабушек по одной, держа под руки.

Бабушки ведут себя организованно, лишь одна потеряла челюсть.

Доковыляв до сакрального предмета, она вонзила в него искусственные зубы столь сильно, что челюсть выскользнула изо рта и осталась висеть.

Возникло замешательство, полицейский смотрел индифферентно, водитель не торопился марать руки. Пока старушка справлялась сама, в очереди поднялся ропот. Кто-то съязвил, мол, в ад все эти небось торопиться не будут. Дальше философствования дело не пошло.

Полицейский скучает и рисует дубинкой в пыли какую-то херню.

Слепая девушка сетует на безвкусицу нынешних художников.

Слепая ожидает своего череда в сопровождении елейной особы в косынке.

Обе будто сошли с открытки про Русь, которую мы потеряли.

Уставив в пустоту невидящие глаза, слепая ругает современное искусство, сеющее в умах смуту.

Пошёл дождь.

Вера и упорство удержали большую часть очереди от бегства.

Лишь несколько малодушных удалилось.

Я решил плюнуть и уйти, но вспомнил дедушку-ветерана.

Дедушку я никогда не видел, но, по слухам, он был настырный.

Подумав о героическом дедушке, я надел на голову синтетическую авоську, припасённую для покупок.

Под дождём дело пошло быстрее.

Цап – следующий.

Не без исключений, конечно.

Когда впереди осталось всего двое, подъехал ещё один минивэн.

Я не увидел, что именно на этот раз предъявили в качестве аргумента, но пришлось снова уступить. Клиентку несли четверо.

Покойницу, с виду какую-то ненастоящую, подтащили к кресту.

Я подумал, что вот сейчас ей в гроб натечёт и будет мокро. Стоков для воды в гробе небось нет. Чай, не душевая кабина.

Покойница, впрочем, оказалась не ахти, такой всё равно, в луже она лежит или на сухом: лицо сползло к ушам, рот приоткрылся.

Гроб поставили возле креста и, пытаясь соблюдать деликатность в отношении усопшей, стали её за плечи, за уши из гроба выворачивать и к кресту прикладывать.

Двое держали за плечи, один за голову, а четвёртый долго колдовал с челюстью, сначала разжимая её, а затем, надавив на темечко и на подбородок одновременно, прокомпостировал крест мёртвыми резцами.

Подошёл мой черёд.

Я шагнул к кресту и приблизил лицо.

Я – убийца.

Какой-то час-полтора назад я убил человека.

Забил кирпичом насмерть.

Отуманенный злобой.

Погубил свою бессмертную душу.

Правда, он изрядно мне надоел.

Вёл себя подло, намеренно разжигал.

Сами видели, какая мразь.

Но всё это меня не оправдывает.

Оправдывает меня лишь то, что я его воскресил.

Собственноручно.

Обслюнявленные истерзанные культурные слои двоятся перед глазами.

Изглоданный крест терпеливо и монотонно подставляет свою плоть страждущим.

Крест знает, что он – удила, закушенные несчастными, кляп во ртах страдальцев.

Младшим школьником я уступил место тёте в трамвае.

Тётя долго отнекивалась, потом села и принялась меня хвалить. Какой я воспитанный и ладный.

И зубки у меня просто чудо. Настоящий прикус, а не чёрт-те что.

Потом, когда мой прикус неудачно встретился с деревянным сиденьем дворовых качелей, я вспомнил ту тётю.