Джордж Сондерс - Десятое декабря [сборник]

Разве это так уж много?

Ева молчит.

Вижу, как крутятся колесики.

Ева души не чает в Лилли, ради Лилли встанет перед мчащимся поездом.

Потом поделился с Евой, какая у меня была летняя работа, когда учился в средней школе – в «Сеньоре Вкусно» (мексиканская кухня). Там было жарко, все в жиру, босс злобный, всегда гонял нас щипцами. Когда я возвращался домой, волосы все были в жиру + рубашка воняла жиром. Я бы теперь не смог пойти на такую работу. А тогда? Тогда радовался: заигрывал с буфетчицами, участвовал в розыгрышах с другими работниками (прятал щипцы злобного босса, засовывал журнал под штаны, и, когда злобный босс гонял меня щипцами, мне не было больно, злобный босс = сбитый с толку).

Дело в том, сказал я, что все относительно. Девушки Семплики раньше вели жизнь, совсем не похожую на нашу. Их жизни грубые, жестокие, беспросветные. То, что нам кажется пугающим/неприятным, им вполне может не казаться пугающим/неприятным, т. е. они видели и похуже.

Ева: Ты заигрывал с девушками?

Я: Заигрывал. Маме только не говори.

Это вызвало подобие улыбки.

Кажется, мне удалось достучаться до Евы. Надеюсь. В любом случае рад, что попытался. Когда мать и отец разводились, папа купил мне молочный коктейль в кафе и сообщил новость. Всегда был благодарен отцу за это. Было приятно чувствовать, что он думает обо мне, хотя время для него было грустное + трудное.

У мамы был роман с Тедом Девиттом, они работали вместе. Девитт всегда льстил матери, говорил, какая она красивая, говорил, что она – единственное, что заставляет его вставать по утрам. Мама к такому не была привычна. Папа любил маму. Но отличался лаконичностью. Папа не любил болтать о своей любви. Папа любил на тихий, надежный манер. На десятую годовщину свадьбы папа подарил маме шлифовальную машинку (!). Любимое прозвище папы для мамы = Тянучка. (Мама высокая.) Папа любил пошутить, сказать, что мама похожа на высокого подростка. Иногда заходил на кухню и изображал, что испугался при виде высокого мальчишки у раковины. Мама, очарованная Девиттом, начала тайком уходить из дома, они с Девиттом снимали номер в отеле, и мама влюбилась в Девитта. (Тогда ничего этого не знал. Только много лет спустя папа перед смертью мне все рассказал.)

Когда сестра Долорес пронюхала про развод, она не отпустила класс на переменку и прочла целую лекцию на тему развод = смертный грех, загробная жизнь для тех, кто разводился, совсем не сахар, заставила весь класс молиться за души мамы и папы. Все на меня зло смотрели, типа из-за тебя лишились переменки.

Все это было больно.

И до сих пор.

Отсюда мое стремление к тому, чтобы быть хорошим отцом/мужем, который обеспечивает устойчивую платформу для детей.

Вечером обсудили с Пэм ситуацию с Евой. Пэм, как и обычно, предложила дельный совет: Не торопись, прояви терпение, Ева яркая, Ева умная. Через месяц Ева привыкнет, обо всем забудет, снова станет прежним счастливым ребенком.

Люблю Пэм.

Пэм – моя скала.

(30 сент.)

Прошу прощения за молчание.

На этой неделе случилась безумная вещь.

В понедельник умер Тодд Грассбергер (!).

Будущие читатели знают Тодда? Я его упоминал? Может, и нет. Тодд не из близких друзей. Всего лишь коллега по работе. У нас с Тоддом была дежурная шутка касательно того, что я так и не вернул провод пожарной сигнализации, взятый взаймы. На самом же деле этот провод пожарной сигнализации принадлежал компании, а не ему. Он знал, что я знал, что он знал. Просто такая шутка между нами.

День начался отлично. Прекрасный день, бабье лето. Утром – пожарные учения. Весь комплекс эвакуировался во двор. День такой прекрасный – никто и не возражал. Все расселись на бермудской травке и стали призывать к бдительности. Забавно видеть людей из разных компаний. Словно видишь представителей разных племен. «НаброМакс» = умники рассчитывают температуру, которая нужна, чтобы уничтожить комплекс огнем. «Ооржд» = дизайнерская фирма. Там полно хиппи и красивых девиц. Многие ребята оттуда лежат на спине, смотрят на облака. Один чувак играет на маленькой деревянной флейте.

Когда прозвучал отбой, все недовольно взвыли, выстроились в очередь и грустно потянулись внутрь.

Потом в два часа по офису пронесся слух: Тодд мертв. С ним случился инфаркт у химчистки (!), вот только-только, во время ланча.

Весь день никто не работал. Все ошеломлены, ходят туда-сюда, пытаются осмыслить факт: Тодд = мертв. Под столом Тодда – пара туристских ботинок. У одной стены: трость, которую Тодд брал на прогулки по лесу во время обеденного перерыва.

Необычный грибной дождь около трех часов.

Линда Хертни: словно последнее прости от Тодда. (Линда = чокнутая. Один раз заявила, что ворона на карнизе = реинкарнация ее покойного мужа. Сказала, знает это по тому, как ворона неодобрительно наклоняет голову, видя, сколько она съедает за ланчем.)

Потом дождь прошел, парковка засверкала.

Весь вечер ловил себя на том, что по-новому смотрю на Пэм, на детей. Все вдруг такое дорогое. Помолились перед едой. Обычно перед едой не молимся. Но сегодня взялись за руки, молились. Благодарили за нашу удачу, благодарили друг друга. Молились о том, чтобы не забыть про семейные радости и горести = это всего лишь малые неровности на дороге по сравнению со смертью.

Молились за Тодда, молились за семью Тодда.

Всего несколько дней назад Тодд был у себя дома, делал то, что Тодд обычно делает по вечерам: вытаскивал мелочь из карманов, смеялся с детьми, гладил собаку, размышлял о будущем, кинул грязное белье в корзину.

Где Тодд сейчас (?!).

(1 окт.)

Сегодня панихида по Тодду Грассбергеру в украинской церкви в центре города.

Тодд явно не аристократического происхождения.

Священник = длинноволосый чувак в сутане. Поет/гнусавит в течение всей службы, по-украински, по памяти. Он поет, расхаживает, концы веревки, которой он подпоясан, болтаются. Пугающая внешность. Очень напряжен.

Проповедь: Почему это кого-то удивляет? Вы разве рассчитывали жить вечно? Единственная разница между вами, теми, кто сидит здесь в ожидании продолжения дня, и Тоддом в гробу, отправляющемся в вечный дом в холодной земле, это биение сердца. Чувствуете это, люди? У себя в груди? Это тонкая черта между вами и могилой. Почему же вы живете так, будто вы вечны? Это глупо. Вы глупцы. Это страшно? Нет, не страшно. Это правда, это реальность!

Крики: Нам проснуться? Проснуться?

Все смотрят на священника большими глазами. Кроме прихожан, часто бывающих здесь, они, кажется, слушают все это не в первый раз.

Священник продолжает: Кто из нас умрет сегодня? Не думаем ли мы, что он шутит? Это свидетельствует, что мы глупы. Любой из нас может умереть сегодня, прямо сейчас, неожиданно у него перехватит дыхание, сыграет в ящик прямо на скамейке и глазом не успеет моргнуть, как будет лежать рядом с Тоддом в земле.