Наталья Мелёхина - Железные люди (сборник)

– Игнатка, медведь?! – Гриша подхватил малыша на руки.

– Папа, осы! – захлебываясь в рыданиях, объяснил мальчишка. Под глазом у него набухала опухоль от укуса. – Ты ушел, я с елок спрыгнул. Смотрю – за тополем пень, длинный такой, а на нем гнездышко… Я думал птенчиков посмотреть… А там – осы! И в спину укусили – прямо через рубашку! И летели за мной!

– Игнатка, так ведь птичье-то гнездо на осиное совсем не похоже! Ты что же это перепутал, ты ж у меня лесной житель! – Гриша так обрадовался, что виной Игнаткиных слез стал вовсе не медведь, а всего лишь осиные укусы, что начал радостно целовать сына и тискать его, как щеночка.

– Папа, ты что? Ты же меня задавишь! – отбрыкивался Игнатка, от удивления он даже перестал плакать.

– Главное, не медведь, а укусы – заживут. Это даже полезно, – успокоил Гриша. – Бог с ней, с малиной, сколько насобирали – столько и ладно. Давай-ка, сынок, домой поедем.

Он отвел сынишку к мопеду, осмотрел укусы, достал из мешка бутыль с водой, умыл Игнатку и дал ему напиться. Оставив ребенка на дороге, Гриша вернулся за ведром с малиной. Он знал, что напуганный медведь к ревущему «чуду-юду» уже не вернется, а вот брать мальчишку с собой на малинник больше не хотелось. Все равно косолапый топтался где-то рядом, и кто знает, что на уме у зверя… Вокруг елового завала рассерженно вились потревоженные Игнаткой осы: одна из них спикировала на Гришину щеку и пребольно тяпнула. «Досталось отцу на орехи за проказы сына!» – Гриша все еще был счастлив, что медведь не выскочил к Игнатке, и от укуса ему вдруг стало еще веселей: схватил ведро и ринулся бегом из осиного царства!

Так с неполным ведром белой малины, да еще и покусанные, отец с сыном вернулись домой. Гриша рассказал домашним и про медведя, и про ос, и про ягодное богатство. Танька и теща испуганно охали и крестились, старшие сыновья жалели, что не пошли с отцом, а Игнатка, как узнал, кто мопед на просеке заводил, чуть вдругорядь не заплакал: «Папа, что же это ты мне медведя не показал! Ведь он на мопеде, как в цирке, катался! Поехали завтра обратно, может, мишук опять за малиной придет!» Захохотала вся семья, а Гриша, когда насмеялся до колик, только и смог сказать:

– Ну, Игнатка, я-то думал, ты со мной в лес больше и не сунешься, а тебе еще и медведя на мопеде поймай! Цирк с тобой малиновый!

Дядя Гриша посмотрел правым глазом на икону Спасителя и шепотом произнес:

– Господи, помилуй! Помоги заснуть, Господи!

Левый глаз не открывался. Там под веком что-то саднило, резало и пекло. В соседней комнате шумно играли правнуки, но дяде Грише мешали заснуть не звонкие голоса ребятишек, а боль в глазу и шум в голове, по тональности напоминающий звук пилы-болгарки. Как раз вчера он до захода солнца работал с такой пилой. Ах, какой это был удачный день!

С утра дядя Гриша, как обычно, отправился на поиски металла. Поехал на дрынке в отдаленную нежилую деревню. Дрынками в деревне называют мотоблоки. Вообще-то это чудо техники предназначалось для того, чтобы пахать грядки на огородах, но мужики приноровились прицеплять к мотоблокам самодельные телеги. За характерный звук двигателя «дры-ры-ры» мотоблоки и прозвали дрынками.

В сельской местности постоянно действовал закон взаимозаменяемости вещей. Так, если в организме отказывает какой-то орган, его функции по возможности берет на себя другая физиологическая система, например, если человек ослепнет, у него гораздо сильнее, чем у зрячих, разовьются осязание и слух. Деревня тоже реагировала на утраты, как живая плоть. Поскольку ни у кого не было денег на покупку тракторов, стоивших, как иномарка уровня VIP, в обиходе появились дрынки. А когда держать скотину стало невыгодно из-за невыносимой дороговизны кормов, крестьяне потихоньку избавились от коров и бычков, оставив только неприхотливых в содержании свиней. Денег, чтобы покупать молоко и мясо в магазине, конечно, от этого не прибавилось. Тогда мужики один за другим стали вступать в общество охотников. Почти каждый в деревне браконьерничал: без лицензии добывал лосей и кабанов, заменив в рационе своих семей домашнее мясо на дичь. Когда зарплаты в колхозе упали ниже некуда, у всех нашлись какие-то дополнительные заработки, а кто-то из колхоза уволился и встал на биржу труда в райцентр. Пособие все равно выше, чем зарплата, да и здоровье гробить не нужно. Дядя Гриша нашел свой способ получить прибавку к пенсии – собирал металл.

В нежилом Непотягшине, куда он вчера ездил, стояла заброшенная зерносушилка. Дядя Гриша добрался до деревни всего за час и обнаружил, что до него здесь уже успели побывать другие охотники за стальным мусором. От сушилки сохранился только бетонный фундамент: не только механизмы из толстого черного металла разрезали и увезли, но даже кирпичные стены давно разобрали. Дядя Гриша приуныл, но не сдался. Раз уж приехал, решил заглянуть в осиновые заросли по соседству, чтобы поискать грибов, но вместо подосиновиков нашел старые ванны для зерна, поросшие мхом. Он тут же позвонил с сотового племяннику-трактористу. Саня хоть и поматерился для порядка, все-таки опять дядя Гриша отвлекал его от работы, но быстренько явился на зов, прихватив с собой родного сына дяди Гриши – Игнаху. Племянники дядю Гришу сильно жаловали – он был ласков к ребятишкам и когда-то в молодости не только своих сыновей, но и всех желающих мальчишек брал с собой на рыбалку-охоту, по грибы-ягоды. Теперь бывшие пацаны и сами стали отцами, но внимание и ласку дяди Гриши они не забыли…

Втроем мужики еле заворотили тяжеленные ванны в телегу трактора и к обеду успели вернуться домой. Вторую половину дня дядя Гриша, вооружившись болгаркой, колдовал над ваннами. Настроение у него было приподнятое. С этими железяками набиралось больше пяти тонн черного металла, а это значит, что уже можно вызывать машину с «Северстали» из Череповца – там самые выгодные цены на железный лом, но меньше, чем за пятью тоннами, они не поедут. Дядя Гриша считал и пересчитывал каждый грамм, каждую копеечку. Постоянно жонглировал цифрами в уме и бережно записывал свои расчеты в потрепанный блокнотик – это была математика всей его жизни.

Он отлично знал, на что потратит выручку. Девять тысяч рублей – для поездки на родину, в Краснодарский край. С юношеских лет его сердце было разорвано на две части – северную и южную. Северная половина вечно хотела остаться дома с любимой женой Танюхой. Южная мерзла суровыми вологодскими зимами и рвалась в родные горы, к матери и веселым сестрам, которые были так не похожи на сдержанную и гордую Татьяну. Между Северным и Южным полюсами на его планете никогда не заключалось перемирие.