Наталья Мелёхина - Железные люди (сборник)

Остаток заработка дядя Гриша запланировал потратить на покупку пластикового окна. Его пенсия почетного колхозника насчитывала чуть больше восьми тысяч рублей, сыновья работали тут же в деревне (только колхоз теперь назывался АОЗТ), получали парни по три-четыре тысячи. Тут уж не до покупки пластиковых окон, не до поездки к матери на Кавказ.

Именно поэтому, как только сходил снег с полей, дядя Гриша отправлялся на поиски металла в те места, где когда-то стояли деревни, а теперь только зеленела непроходимая, десятилетиями некошенная трава. У него было огромное преимущество перед молодым поколением: сборщики металла помладше не всегда могли точно определить, где именно в этой густой траве когда-то стояли избы, где находились помойки, куда народ относил весь мусор, в том числе и металлический. Дядю Гришу память не подводила. Он мог забыть, куда спрятал вчера кусок арматуры, но зато в деталях помнил мельчайшие события минувших лет. Вот в Непотягшине, например, купила тетка Груня электрический самовар. В старом-то медном дырка у краника появилась, заклепать некому было, перевелись мастера. Тетка Груня снесла тогда негодный самовар под реку в ивняк. У дяди Гриши и сейчас всплывала эта картинка в памяти: вот идет кряжистая, приземистая тетка Груня, ни дать ни взять чугунок в красном платке. Она несет на вытянутых руках тяжеленный самовар, аккуратно ставит его под ивовый куст… И точно: в этом самом кусте спустя десятилетия дядя Гриша и обнаружил Грунин самовар, заросший осокой. Отчистил до блеска и продал его в антикварную лавку в райцентре за пятьсот рублей. Через месяц приехал: стоит самовар на полке, и ценник рядышком – десять тысяч пятьсот…

Дядя Гриша иногда чувствовал небольшие уколы совести: все-таки он приходил в чужие деревни, пусть и вымершие, копался в чужом мусоре. При этом всякий раз вспоминались ему бывшие жители этих деревень, кто и как жил, где и как умер… Тетю Груню вот дети забрали в город, когда стала она совсем немощной. Груня там и годика не протянула и все просилась обратно в Непотягшино. Быстро на тот свет отправилась… Но эти переживания быстро исчезали, как только выяснялось, что до следующей пенсии опять не дотянуть… Опытный сталкер, дядя Гриша, жалея молодых, отмечал заброшенные колодцы длинными оглоблями. В переплетении корней и стеблей эти страшные ловушки становились невидимыми. Прошлым летом в колодец угодил дяди-Гришин племянник Серега. Два дня парень просидел без еды и воды. Везунчик! Колодец оказался сухим и не очень глубоким, так что племянник даже не поцарапался, пока летел вниз. С собой у Сереги был мобильник, но сотовый со дна колодца сигнал не ловил. Хорошо, что парня быстро хватились, и все молодые родственники мужского пола сразу же кинулись на поиски. Нашли Серегу охотничьи собаки Игнахи. Устроили у колодца такой лай, будто медведя на поляне держали… Умные у Игнахи псы, вся деревня ему завидует.

Дядя Гриша заканчивал сезон сбора металлолома позднее всех мужиков, когда в тех же самых полях уже не пройти было без лыж. До пенсии он трудился дояром, плотником, пастухом, скотником и трактористом, мотался из одного конца огромного колхоза в другой и до сих пор отлично помнил, куда выкидывали старые траки от гусеничников, где были помойки и свалки у заброшенных ныне животноводческих комплексов. В этих случаях совесть дядю Гришу совсем не мучила, потому что он сам своими руками поднимал когда-то эти опустевшие и обветшавшие ныне многочисленные коровники, мастерские, кузницы, мельницы, зерносушилки, склады. Либо строил их, либо работал здесь. Так что теперь дядя Гриша, как и другие колхозники, чувствовал себя полноправным хозяином руин и развалин. А дети, племянники и внуки – наследники. Пусть молодые не стесняются, приезжают и забирают что хотят. Для них и строилось все это. Пусть страна другая, но ведь и в ней жизнь продолжается. Можно что-то найти, сдать в металлолом и купить хлеб, чай, лекарства, бензин для дрынки…

Одежда дяди Гриши стала коричневой от ржавчины, железная пыль въелась в лицо и загрубевшие руки. От пилы-болгарки, от острых крючьев и металлических углов брюки и фуфайки быстро рвались и приходили в негодность, поэтому он менял одежду нечасто, так и ходил в рванине. По ночам, как и у всех крестьян, у него ныли ноги от варикозного расширения вен. Днем всецело отдаться работе, забыться в ней, как бывало в молодости, мешал сахарный диабет. Три раза в день – уколы инсулина, да не забыть вовремя поесть, да прихватить с собой сахар, белый хлеб или карамельку, чтобы не загиповать [18] Загиповать – на профессиональном сленге врачей и больных сахарным диабетом: впасть в состояние, когда сахар в крови падает ниже допустимой нормы. и не впасть в кому…

Причем сахар дядя Гриша, как назло, все время забывал. Раз собирал металл на брошенной животноводческой ферме у деревни Сестрилка, почувствовал – голову кружит, сразу понял – сахар в крови падает! Побежал к деревне, постучался в первую же избу и у вышедшей навстречу старушки попросил хлеба. Дома потом рассказывал: «Она вынесла мне полбатона, и такая испуганная! Совсем, видать, от людей отвыкла. Места-то глухие… Я жую, а сам спрашиваю: «Много ли жителей-то у вас в Сестрилке осталось?» Она отвечает: «Трое нас, трое!» Да как побежит от меня в избу! Только засовы застучали». Сыновья с женой смеялись до колик, как только представили оборванного и грязного дядю Гришу и худенькую старушку, которая осмелилась подать хлеба бродяге. «Батя, ты б ее еще спросил: а богато ли живете?» – зубоскалил веселый, как южные тетки, младший сын Игнаха.

Тогда в Сестрилке улов тоже хороший был, но не чета ваннам для зерна! Вот это удача так удача! Дядя Гриша ликовал, но под вечер случилась беда: уже под конец работы от железного листа под болгаркой отлетела окалина, металлическая раскаленная опилка, и попала – будь неладна! – прямо под левое веко. Стружку дядя Гриша тут же неловко выцарапал почерневшими от ржавчины нечуткими пальцами. Боль осталась. И вот теперь он лежал в своей спальне и косился правым глазом то на икону Спасителя, то на маленькое окно, которое хотел заменить на пластик. Сквозь шум болгарки в голове вспоминалось, как строил избу. Денег у них с Танюхой на стройку не было, оба – безотцовщина, нищета голимая, где уж тут рабочих нанять? Одни штаны на двоих носили – спортивки синенькие. Зимой в морозы идет утром Гриша на ферму слесарить, спортивки у него под брюками. А ночью на «родилке» Танюха дежурит: ее очередь в синих штанах поверх чулок щеголять…

Так и строился. «Спасибо, дед Коля – царство небесное – советы давал, что и как. А то ведь совсем пацан был, гвоздь толком забить не умел», – думалось дяде Грише. Он утешал себя – ничего, построил дом-то и четверых сыновей в нем вырастил. Даст Бог, и правнуки тут же поднимутся. А глаз заживет. Обязательно заживет.