Эмили Фридлунд - История волков

У меня перехватило дыхание от такой мысли.

– Не позволит…

– Потом Лео уверял меня, что мои мысли о Боге – это и был Пол. Потому что такая мысль ко мне пришла как раз в тот момент, когда он появился на свет.

За окном чернели деревья, прямые и негнущиеся. Патра затихла, держа руку на моей ноге. Она молчала долго, и я решила, что она уснула, но потом я почувствовала, как она шевельнулась и приблизилась ко мне, так что наши головы почти соприкоснулись на подушке.

Она зашептала:

– Я очень долго сопротивлялась образу мышления Лео. Я все повторяла ему: у меня просто не такой ум, как у тебя, чтобы безоговорочно верить во что-то. Но Пол родился, и все было замечательно. Пол был идеальным ребенком, с ним всегда было легко. Я была счастлива и перестала спорить с Лео. Относиться к жизни так же, как он, мыслить так же, как он, казалось легко. А что сказать о счастье? Нечего, понимаешь? Никто тебе не верит, когда ты об этом говоришь. – Она заплакала. И спросила сквозь слезы: – Я же счастлива, правда? Мы кажемся тебе счастливой семьей?

– Конечно, – заверила я ее. – Вы счастливые.

Я, наверное, задремала, потому что в следующий момент обнаружила свои ноги частично под одеялом, частично под ногами Патры. Я не могла шевельнуться под ее мягкой теплой тяжестью. Я видела ее голову, высовывающуюся из-под одеяла, и вдруг все мое тело наполнилось радостью – такой же, которая наполняла его, когда я лежала в обнимку с Тамекой в спальном мешке на нашей общей кровати. Меня захлестнуло старое ощущение, что спальный мешок – это как бы наше второе тело, которое мы надевали на себя каждую ночь, лучшее тело, куда более существенное, осязаемое, чем наши отдельные тела. Я прижалась к Патре, утопив бедро в промежутке между разъехавшимися подушками кушетки, и закрыла глаза. Должно быть, где-то в глубине моего сознания мелькнула тревога, потому что, помню, я еще подумала: тревожиться о чем-то сейчас – это все равно как бояться, что каноэ перевернется от того, что ты это себе вообразила. Такое просто невозможно, уверяла я себя. Так ведь не бывает!

Я проснулась от духоты и почувствовала, что вспотела. Компакт-диск уже перестал играть. И прохладный ветерок шевелил мои волосы. Я откинула свой угол одеяла, чтобы ветер обдул мою потную шею. Сколько было времени? Патра крепко спала рядом со мной на кушетке. Я поднялась, стараясь ее не разбудить, и, только сделав несколько шагов, поняла, что обдувавший меня ветерок дует снаружи. Я уловила запах древесины – свежий аромат сосновых иголок. Раздвижная дверь на палубу-веранду была раскрыта, и весь ковер был усыпан бледными листьями, принесенными ветром снаружи.

Ежась от холода, я переступила порог. Наконец наступила ночь. Небо над озером висело беззвездное, темное, пустое.

Кто-то стоял, согнувшись, у окуляра телескопа.

– Пол?

Он взглянул на меня. Его личико было ясное и сияющее. Он выглядел крепче и здоровее, чем когда-либо раньше, и белки его глаз и белые зубы ярко выделялись в кромешной тьме. Светлые волосы были скручены его пальчиком в торчащий на самой макушке рог. Он улыбался.

– Ага, еще бобер! – хихикнул он.

– Пол… – На душе у меня стало вдруг легко-легко. Настолько, что я даже проявила строгость: – Ну-ка марш обратно в дом!

– А давай поиграем в выживших вместе! – предложил он.

– Не сейчас!

– Погляди! Вот идет медведь!

Он сорвался с места. Сбежал по деревянным ступенькам и помчался в лес. Для маленького ребенка он двигался куда ловчее и резвее, чем я предполагала: перемахивал через упавшие стволы, сгибался под низкими ветками, продирался сквозь сосновые лапы, отгибая их в сторону, так что они потом хлопали мне по груди. Я бежала за ним в одних носках. А на Поле была пижама-комбинезон с зашитыми под ступнями штанинами. Я еле за ним поспевала, хотя передвигаться по мокрым листьям и мшистым камням было мне не в новинку. Потом последние ветки и деревья остались позади, и перед нами открылась гладь озера. К своему ужасу, я заметила, что вода после ранних ночных заморозков подернулась тонкой ледяной корочкой. Пол разок обернулся на меня, и его волосяной рог на голове согнулся. Он завопил:

– Нету никакого медведя!

И в следующее мгновение он упал на живот и, помогая себе локтями, быстро пополз по тонкой пленке льда, и тут я отчетливо поняла, как же холодно, как немеют озябшие кончики пальцев ног, и мои ноздри уловили щекочущий тонкий запах снега над водой.

– Пол! – крикнула я, осторожно ступив на лед, который хрустнул под моими носками, и почувствовала, как лед начал проваливаться. После третьего шага вода дошла мне до лодыжек. Я стояла в колкой холодной воде и наблюдала, как Пол на локтях ползет по льду, по-змеиному подтягивая свое тело, вперед, к центру озера. И только тут я поняла, что вижу сон.

А потом наступил рассвет. Два серых треугольника неба проглядывали через большие окна. От озера поднимался туман. И сквозь молочную дымку я с трудом различала родительскую хижину на другом берегу. Мало-помалу я начала различать предметы в окружающем меня полумраке комнаты. В комнате Пола свет уже не горел. Откуда-то доносился храп Лео. А Патра тоже еще спала, рядом со мной на кушетке. Раздвижная стеклянная дверь была плотно закрыта. Все, абсолютно все было на нужных местах. Я села на кушетке – и увидела Дрейка: он ходил туда-сюда перед закрытой дверью детской.

Краешком глаза я заметила рукопись Лео на низком кресле. Спать мне не хотелось, но и вставать с кушетки тоже желания не было, и я потянулась к креслу и подняла верхний листок с толстой стопки страниц. Я думала, там будет что-то про космос, про ошибочные поиски внеземной жизни, основанные на неточных базовых допущениях. Мне казалось, я заранее знаю стиль научных работ Лео. Я ожидала встретить в его тексте специальные словечки и уравнения, вперемешку с обманчиво простенькими вопросами. Я надеялась увидеть там схемы и графики.

Но, вопреки моим ожиданиям, начало рукописи было написано простым, понятным языком. Взяв в руки эту страницу, я сразу заметила, что она набрана иным шрифтом, чем остальная рукопись. Я дважды прочитала эту страницу от начала до конца, сначала сосредоточившись на напечатанных строках, а потом на правке Патры, сделанной фиолетовой ручкой. Она вычеркнула несколько его фраз и дописала тонким курсивом свой комментарий внизу.

Вот что написал Лео:

«Позвольте мне начать с признания того блага, которое представляет собой Церковь Христианской науки и вдохновенного учения Мэри Бейкер Эдди. Я уже писал о своем сыне раньше, но сегодня я хочу выразить благодарность всепроникающейвсесильной милости Господа, Кто проявляет Себя в детской душе во всех нас. Мой сын, который недавно боролся с представлением о боли в животе, поразил меня однажды вечером, попросив вместо его любимой сказки прочитать ему перед сном «Научное определение бытия» [29] Одно из важнейших положений «Христианской науки» М. Э. Бейкер, которое, в частности, гласит: «В материи нет ни жизни, ни истины, ни интеллекта, ни сущности. Все есть бесконечный Разум и его бесконечные проявления, ибо Бог – это Все-во-всем. А Дух есть бессмертная Истина…» . Ему четыре года, но его мудрость давно стала образцом для его матери и для меня. Я прочитал ему всем нам известное «Определение»: «…В материи нет ни жизни, ни истины, ни интеллекта, ни сущности…» И когда я закончил, он спросил меня: «А что такое материя?» Я был поражен, ибо он никогда раньше не задавал такого вопроса. Как ученый я думал обо всех определениях, о которых спорят и которые обсуждают мои коллеги, но как приверженец Христианской науки я был обязан сказать ему: «Это твои боли в животе и все прочее, что лжет тебе и пытается притвориться реальным». Устами младенцев…»И тогда он сказал мне: «Значит, я – не материя. Ведь я не лгу». И я понял, что он знает лучше меня свою духовную сущность. Утром после нашего разговора боли в животе у моего сына совсем прошли, и он был готов подготовиться к поездке в выходные, которую наша семья запланировала. Его демонстрация завершилась. Как отмечает Мэри Эдди Бейкер, «осознайте хотя бы на миг, что Жизнь и разум имеют сугубо духовную сущность, – но никоим образом не материальную, – и тогда тело перестанет жаловаться». И я безмерно благодарен нашей Церкви, которая все эти годы поддерживала меня и мою семью истинным учением Христа».