Эмили Фридлунд - История волков

– Пол?

Он смотрел на меня из кроватки. Его дыхание стало глубоким, а потом вдруг оборвалось. Половина его лица утонула в подушке, и меня разглядывал только один глаз. Немигающий, голубой.

– Пол? – повторила я.

Его подушка потемнела от слюны, когда он снова задышал.

Тогда я схитрила: поставила его Пряничного человека на финишную клетку.

Глаз глядел поверх моего плеча, мимо моей головы.

Я вскочила на ноги.

В коридоре я наткнулась на Лео. Он только что вышел из ванной, и с его рук капала вода.

– М-м-м? – спросил он, все еще застегивая пряжку ремня и оставляя большие влажные следы от ладоней на голубой ткани рубашки.

Я не знала, что сказать.

– Он выиграл! – Вот все, что пришло мне в голову, и я услышала, как мой голос еле-еле прорвал пелену страха.

– Неужели? – Лео с явным облегчением отнесся к моим словам, точно победа в «Конфетной стране» была каким-то особенным достижением, словно наблюдать со стороны, как кто-то двигает твою фишку по доске, в данных обстоятельствах было равносильно впечатляющему успеху. – Это хорошая новость. Он, наверное, обрадовался. Наверняка. Мы не успеем оглянуться, как он снова станет прежним. Это произойдет быстро. Через несколько недель он будет готов пойти в садик.

– Но ему же всего четыре года! – воскликнула я словно в знак протеста.

Лео обдумал мое замечание и отверг его:

– У него отлично работает голова. Ты же его знаешь. Он очень, очень развит для своего возраста. Он справится. С ним все будет хорошо.

Я помотала головой:

– Он же еще такой… – «беззащитный», хотела я сказать, – …такой маленький. – Я пыталась надыбать доказательства в поддержку своих слов. – Он еще не умеет читать.

И тут, вспомнив, что Пол не мог даже произнести по слогам слово «паровозик» из своей любимой книжки, я осеклась, и у меня на глазах выступили слезы.

Но Лео, похоже, не заметил моего волнения. Он положил влажные руки на бедра, приготовившись затеять со мной спор. Теперь, судя по выражению его лица, он чувствовал себя куда увереннее, вернувшись на свою привычную территорию, где, как он знал, его ожидал триумф.

– Ну, это, строго говоря, не совсем верно, Линда. И тебе это известно. Он немного умеет читать. Он может прочитать слова «Пол» и «нет».

– Да он просто запомнил эти слова! – Тут я сильно отклонилась от темы разговора.

– Уверен, это несправедливо. А что ты делаешь, когда читаешь? Ты разве произносишь слова вслух? А?

Я озадаченно покачала головой:

– Послушайте, Лео…

– Вот что, Линда… – Он вытянул руки и влажными ладонями схватил мои кисти и с силой, до боли, сжал мне пальцы. Он намочил мне руки и вдруг заговорил с музыкальными модуляциями, как раньше с Патрой, заявив непререкаемым тоном: – Ты нам очень помогла, а теперь я хочу немного побыть с ним, посмотреть, чем он там занимается. Ладно?

Я оставила Лео и ушла в большую комнату, где после завтрака стол все еще был заставлен грязными тарелками. Капли кленового сиропа засохли, превратившись в янтарные бусины на тарелках. Крошки от блинов были разбросаны крупными созвездиями по деревянной столешнице, бамбуковым салфеткам, кленовым половицам.

Патра, все еще в своей футболке, чистила кошачий лоток. Она стояла на коленках посреди кухонного отсека. С голубым пластиковым совком и белым мусорным мешком она была похожа на ребенка в песочнице. Когда я подошла к ней, обойдя вокруг кухонного островка, она взглянула на меня и убрала упавшую на глаза челку.

Вероятно, у меня было такое выражение лица, которое ей не слишком понравилось, потому что, стоило ей бросить на меня взгляд, как она попятилась, скользя коленками по кафелю.

– Патра, – проговорила я, наступая на нее.

Она поднялась с колен. Дно кошачьего лотка серой мозаикой отпечаталось на ее красной коже. Я сделала шаг к ней, но она поспешно отгородилась от меня кухонным столом и оперлась о белый ламинат стойки.

Тогда я обошла кухонный островок и направилась прямо к ней, но она, отступая от меня, тоже обошла его.

– Патра! – повторила я.

– Все в порядке? – умоляюще спросила она. Как если бы просила меня оказать ей любезность, как если бы я могла ее пощадить.

– Думаю, может быть…

– Может быть, что?

– Ему надо дать что-нибудь. Ну, купить в аптеке лекарство или…

– Только не говори Лео! – перебила она меня.

Я не стала ей говорить то, что могла бы.

– Типа тайленола или что-то в таком духе.

– Лео говорит: контролируй свои мысли! Думай о Поле, как о новом дне.

– Если хотите, я схожу в аптеку, хотите?

– И разве можно остановить наступление нового дня?

– Думаю, я схожу в аптеку за лекарством. – Я облизала пересохшие губы. – Патра? Патра?

Я приближалась к ней быстрее, чем она отступала. И теперь нас разделали какие-то дюймы. Она замерла, обдавая меня неприятным утренним дыханием и ароматом кошачьего лотка. Глядя ей в глаза, я могла сказать, что у нее в голове мелькали обрывки мыслей, неуверенно цеплявшиеся за шаткую грань между надеждой и тревогой, и тут, поддавшись внутреннему импульсу, я поцеловала ее в губы, отчаянно ненавидя ее в это мгновение, желая сделать что-то другое. Сделать ей больно, ударить ее, чтобы она хоть как-то отреагировала на мои слова. У нее были холодные плоские губы, какие-то бесчувственные. Они и губами-то не выглядели.

– Только тайленол, – сказала она, отступая в сторону. Не одобряя того, что я сделала, – но и не возражая. Ей было все равно – как лодке, которую мотает на волнах.

– Это какая-то херня, – тихо сказала я.

– Что-о?

Вид у нее был такой несчастный, что мне даже не хотелось причинять ей боль. Футболка едва прикрывала ее трусики. Она была – вся, буквально – руки да ноги, такая нескладная, худющая, почти голая. Шрамик на ее губе, казалось, пульсировал, меняя цвет: то красный, то белый… Я это отчетливо видела. Ведь я стояла так близко к ней.

– Неважно, – сказала я.

Я пересекла комнату, сунула ноги в теннисные туфли на коврике у двери. Потом повернула ручку, открыла дверь и оказалась в ярком квадрате летнего света. Оглянулась на Патру, стоящую в мятой футболке у кухонной стойки. Она беззвучно вытянула губы – медленно, странно, произнеся про себя «спасибо» с таким видом, что мне захотелось вернуться и силой заставить ее повторить это слово вслух. Но я просто ушла. В воздухе над подъездной дорожкой уже ощущалась жара. Я направилась к лесу, как будто собиралась идти домой, а потом резко присела на корточки и подняла гранитный обломок, лежавший на краю дорожки. Под камнем копошились червяки, которые сразу начали суматошно извиваться и тянуться вверх. Крошечные прозрачные жучки, как заведенные, забегали кругами. Там же, среди жалостно корчившихся лесных обитателей, лежали банкноты, которые туда несколько недель назад положила Патра. Они вымокли и размякли, но это были настоящие деньги. Я сунула их в карман и помчалась пулей.