Эмили Фридлунд - История волков

После школы я три года занималась в муниципальном колледже [30] Выпускники муниципальных колледжей в США получают среднее специальное образование с профессиональной специализацией. Айтаска в Грэнд-Рэпидсе. Одновременно я работала в тамошней пиццерии под названием «Биндж», там были диванчики с коричневой виниловой обивкой, а на столиках стояли вазы в форме бутылок с пластиковыми гвоздиками. Официанткам там полагалось ходить в черных шортах, даже зимой, и еще следить, чтобы контейнеры овощного шведского стола всегда были наполнены резаным салатом и чищеной морковкой. Я как раз накопила достаточно денег, чтобы сделать первый взнос за «шевроле-корсика» 1988 года выпуска, и несколько лет после покупки машины я прожила в Дулуте, где работала в универмаге и еще, для приработка, убиралась в домах. Иногда, по выходным, я отправлялась к озеру и ждала, когда поднимут разводной мост и из гавани потянутся сухогрузы с железной рудой и парусные яхты. Я не стояла на поросшем травой пригорке вместе с толпой туристов, а переходила мост и садилась на твердый береговой песок. На четвертый год моего пребывания там умер отец. После похорон в Лус-Ривер, после того как я разбила свою «корсику» о придорожное дерево и продала на запчасти, я нашла временную работу секретаря в «городах-близнецах». В этой должности я попала в офис компании «Манико-бардж», где отвечала на звонки осипших мужчин, занимавшихся перевозкой металлолома и кукурузы по Миссисипи. В мои обязанности входило следить за графиками перевозок и сообщать им предполагаемое время прибытия и убытия их сухогрузов, а иногда отвечать на звонки их жен и извиняться за незапланированные опоздания мужей. Я ела готовые обеды из коробок в комнате отдыха вместе с другими временными сотрудниками и в конце каждого рабочего дня топала по засыпанным противоледной солью улицам к автобусному вокзалу в центре. Сквозь расчищенные от изморози стекла автобусов я смотрела на крупные хлопья снега, которые кружились в лучах уличных фонарей и уносились к реке.

Автомеханик жил в подвальной квартирке с отдельным входом в утратившем былое величие викторианском особняке. В башенках обитали студенты. Из всех местных канав торчали голые стволы тополей.

– Приветик, – обычно говорила я Рому, когда он открывал хлипкую дверь, еще не успев снять свой синий комбинезон с пятнами машинного масла, и его голубые глаза сразу слезились от морозного воздуха, влетавшего в квартирку вместе со мной. Обычно я приносила замороженную пиццу и шесть банок «Бада» в пластиковой связке.

– Ух ты, – обычно говорил он. – Что, и правда «Тумстоун» [31] «Тумстоун» – популярная марка замороженной пиццы. ? Не стоило тебе тратиться!

Даже если он не был удивлен, это его не останавливало, и он выпивал свои три банки в течение получаса, пока пицца пеклась в духовке. Я отгоняла его от своего пива, хлопая его по руке всякий раз, когда он тянулся к моей банке.

– Все по чесноку, – повторяла я, и однажды вечером Ром удалился в спальню и принес литруху виски. Отхлебнув глоток из горлышка, он смолотил свой стандартный салат: чечевица и огурец с листочками мяты. Пока мы ждали пиццу, он заставил меня выпить стакан молока, потом несколько ложек салата и пол-апельсина и только после этого позволил пригубить своего вонючего пойла.

– Все по чесноку, – издевательски заметил он.

Раскаленный сыр пиццы обжег нам нёбо. Когда мне захотелось сделать еще глоток виски, Ром отодвинул бутылку подальше.

– Ешь свой салат! – отрезал он.

В первую зиму моей жизни в «близнецах» Ром подсел на витамины. Он считал, что я питаюсь черт знает как, что в прошлом у меня были серьезные проблемы со здоровьем и мне надо сходить к стоматологу. Он хотел, чтобы я ела за столом, поэтому он достал тарелки и положил рядом квадратные салфетки, сложенные вдвое. Потом начал настаивать, чтобы мы завели собаку, щенка лабрадора, потому что считал, что собака настраивает на жизнь в размеренном ритме, особенно если снимаешь квартиру на пару, и стимулирует физические нагрузки. Типа пойти на выходные в поход на Норт-Шор [32] Норт-Шор – живописное место отдыха на северном побережье озера Верхнее. , провести там ночь, с костром, черт возьми. Ну не знаю… Когда я закатила глаза, слушая все эти его байки, он заявил:

– Если ты никуда не хочешь пойти, гёрлскаут, просто помолчи. Ладно? Просто помолчи.

– Я же ничего не сказала, – возразила я.

– Тебе и не надо ничего говорить.

Иногда после ужина мы натягивали рукавицы и шапки и шли в кино в нескольких кварталах от нас, в сторону капитолия [33] Капитолий – здание законодательного органа власти в каждом штате. . Там на пару покупали два билета, две кока-колы и ведро попкорна. Ром неизменно выбирал очень шумные фильмы, где копы то и дело громко палили из стволов поверх капотов автомобилей, и тем не менее меня убаюкивали эти два часа сидения в пульсирующей от выстрелов темноте. И чем громче была звуковая дорожка фильма, тем быстрее я засыпала, откинув голову на спинку кресла, уперев пятки в пол. И я без сожаления пропускала и погони с визжащими шинами, и взрывы. И было как-то успокоительно думать, что, пока на экране происходило нечто очень важное и люди пускали в ход оружие, я все это проспала.

После фильма Ром устраивал мне проверку, чтобы выяснить, когда именно я вырубилась.

– А помнишь, как у мужика лицо превратилось в рыбью морду? – говорил он, когда мы выходили на улицу. – Ты это видела?

И я говорила, хотя обычно молчала:

– О, это было офигенно !

Когда я прожила в «близнецах» месяцев восемь, когда уже началась праздничная неделя, я появилась у дверей квартиры Рома в канун Рождества с коробочкой в красной обертке и с зеленой ленточкой. Ром открыл коробочку, сев по-турецки на своей неприбранной постели. Он сидел с голыми ступнями, и на пальцах у него желтели ногти, но при этом он был одет в новенькие джинсы и черную, застегнутую до шеи рубашку, не заправленную за пояс. Я смотрела, как он зубами надорвал зеленую ленточку и достал из коробочки собачий ошейник со стальными зубьями и тяжелый кожаный поводок. Он не сразу развернул поводок, и так странно было наблюдать, как неподдельная радость проступает на лице взрослого мужика и как на мгновение ты видишь в нем того маленького ребенка, каким он когда-то давно был: гладкие щеки, наивный взгляд. Потом это выражение исчезло, и он покосился на меня, а я в этот момент выскользнула из своих джинсов, расстегнула бюстгальтер и встала перед ним абсолютно нагая. Взяла у него ошейник, надела себе на шею и застегнула. Мгновение он смотрел растерянно и разочарованно, словно я сделала что-то такое, что могло ранить его до глубины души, но я шумно обнюхала его промежность, вручила ему конец поводка, и потом мы здорово повеселились.