Элисон Скотч - Мелодия во мне

– Клянусь нашей дружбой, я тоже не знала, – эхом вторит ей Саманта.

Клятвы, дружба, к чему весь этот пафос? – раздражаюсь я про себя и в тот же момент понимаю, что подобный упрек можно с полным основанием адресовать и себе самой. Да еще моя самонадеянность. Да, в случае чего я могу держать удар. Вот как в недавнем разговоре с этой журналисточкой. То есть всегда и везде я рассчитываю только на себя. Но разве это мне нужно сейчас? Скорее наоборот. Как хорошо иметь рядом надежное плечо, на которое можно опереться, вместо того чтобы, сжав зубы, продолжать твердить всем, что у меня все о’кей. Что за тяга к мученическому венцу? Мало, что ли, испытаний выпало на мою долю? Чего-чего, а перегрузок хватило с лихвой. А вот защищенности мне всегда недоставало. Стала ли я от этого более ранимой? Или нет?

Еще не успев осознать всю важность сделанного только что открытия, я бросаюсь к компу и включаю его. Экран оживает, и на нем появляется живописная заставка. Такой идиллический пейзаж: солнце, раскидистые пальмы. Любительская фотография, сделанная во время отпуска. Парочка нежится на пляже под пальмами. Я и Питер. Наверняка нас запечатлели еще до того, как все случилось.

– Что вы делаете, Нелл? – испуганным голосом спрашивает у меня Андерсон. – Не надо!

Но я лишь машу рукой в ответ. Дескать, заткнись и не мешай. Один клик, и открывается почта Питера. В глазах у меня двоится. Слишком много бурбона и вина выпито за последние пару часов. Я с трудом вникаю в интимные подробности этой грязной интрижки, которая длится вот уже почти год. Когда мой муж предпочел мне другую. Да, он предпочел ее! А потом как ни в чем не бывало явился ко мне в госпиталь и заставил поверить ему. Заставил снова возжелать его, захотеть иметь от него ребенка, вынудить меня согласиться начать заново выстраивать нашу совместную жизнь. Какие дивные сказочки он мне плел. Рассказывал о Париже, о том, как мы влюбились друг в друга, и прочее, и прочее. Словом, вешал мне лапшу на уши, а я, дура, верила. А что еще мне оставалось делать, раз я сама ничего не помнила?

Ну я и тупо поверила ему. А потом еще жалуюсь на собственную ранимость.

Беглый просмотр почты Питера не выявляет ничего криминального. Преступник уже давно стер и уничтожил все свои отпечатки. Я с громким стуком захлопываю крышку ноутбука, потом окидываю взором комнату, словно пытаясь найти некие дополнительные, но невидимые глазу улики совершенного преступления.

– Ну что? Полегчало? – интересуется у меня Рори. Не пойму, то ли она говорит с сочувствием, то ли с сарказмом.

– Не твоего ума дело! – Я разворачиваюсь и смотрю на сестру в упор.

– Так я за твой ум переживаю, чудачка, – вяло шутит Рори. – Вот я и спрашиваю: полегчало, да? И чего ты там хотела найти?

– Прошу вас! Прекратите. Обе! – взмолилась Саманта. – Нашли время, когда выяснять отношения. Как будто это сейчас главное.

– Ты права, – шумно вздыхает Рори и прикусывает губу. – Прошу простить меня.

– За твою последнюю реплику или за то, что ты тут наговорила раньше?

– За все. Прости меня, ладно? Ну вот, я попросила прощения, и проехали. Почему ты всегда цепляешься к каждому слову? И только все и всем усложняешь…

– Ничего я никому не усложняю! – снова взвиваюсь я и хватаюсь за бокал с вином. Делаю резкое движение, и вино расплескивается на мое платье. Но до чего же удобен цвет спелого баклажана! Пятно исчезает на ткани, растворяется без остатка буквально на глазах, как будто его там никогда и не было.

Рори бросает на меня стальной взгляд, Саманта тяжело вздыхает и опускает глаза вниз. Или сестра права? И я все и всегда усложняю? Причем всем. Получается, что не такая уж я и уязвимая особа.

Постепенно общество всех троих начинает меня угнетать. Что толку мне от их вселенской грусти? Чувствую, что еще пару минут присутствия этой троицы, и я начну скандалить по новой. Прошу всех разойтись. Рори покидает мою квартиру с высоко поднятой головой, будто ей и не в чем извиняться передо мной. Корона, что ли, с ее головы свалится? А ведь скорее умрет, чем признает собственную вину, думаю я, с трудом сдерживая себя, чтобы не рассмеяться вслух. Все же они с мамой точно сделаны из одного теста. Саманта ведет себя куда достойнее. Она крепко обнимает меня на прощание, голосок ее дрожит, подругу переполняет раскаяние. Она чувствует себя виноватой в том, что не рассказала мне всего раньше, что вообще не проследила за тем, в ту ли сторону я двигаюсь и правильное ли выбрала направление для своего движения.

– Не расстраивайся. – Теперь уже я начинаю утешать ее. – Откуда тебе было знать, куда мне двигаться? – говорю я, начисто забыв об уроках, полученных за последние пару часов. – Такие вещи каждый человек должен решать для себя сам.

– Не говори так! – В голосе Саманты слышится мольба. – Сейчас я вижу перед собой прежнюю Нелл: гордую, независимую, одинокую… И всегда независимую, даже тогда, когда в этом нет особой нужды.

– Почему мы с тобой подружились? – спрашиваю я.

– Что? – Вопрос застает ее врасплох. Она замирает, уже стоя в дверном проеме, одной ногой на лестничной площадке.

– Ну если я была такой, как все говорят, Снежной королевой, то как мы с тобой смогли подружиться?

Но вот до Саманты доходит смысл моего вопроса, напряжение спадает, черты ее лица разглаживаются.

– О, на то была куча причин. Начнем с того, что это ты сняла меня с иглы, когда в колледже я пристрастилась к наркотикам. И ты же натаскивала меня по всем специализированным тестам по юриспруденции, сидела со мной ночами напролет до самого утра, пока солнце не взойдет, проглатывала вместе со мной дешевые обеды из всякой несъедобной бурды типа супа с фрикадельками из мацы. И все потому, что ты знала, как я хотела поступить в Гарвард и именно на юриста. А когда я сломала себе нос, катаясь на лыжах в Юте, ты не только остановила кровотечение, оказала мне первую помощь и привела меня в порядок в гостиничном номере, но ты и потом сделала так, чтобы никто и ни о чем не догадался. Закрыла тему, и все! – Саманта осторожно трогает небольшую шишку на своей переносице. – А еще ты мне тогда сказала, что шрамы украшают не только мужчин. Они вырабатывают у нас характер.

– Я так сказала?

– Слово в слово! – кивает Саманта. – А когда мы вернулись из поездки домой, я не стала мельтешить и бегать по докторам. Как видишь, до сих пор живу с этой отметиной и изображаю, что она меня украшает. Или, во всяком случае, делает более интересной.

Саманта улыбается. Улыбка получается у нее грустной, но все же это улыбка.

– И тем не менее ты должна была рассказать мне о Питере, – пеняю я ей на прощание.

– Знаю. Но давай не зацикливаться на одном только Питере, ладно? И потом, сделай я это раньше, и ты бы тоже не смогла простить мне всех этих откровений.