Элисон Скотч - Мелодия во мне

– Вы злитесь на них за то, что они вам ничего не рассказали?

– Для начала – да! Но главным образом за то, что они обращались со мной, как с маленьким ребенком. Не поняли, что я уже взрослая женщина и могу сама разобраться со своей личной жизнью.

– В ваших словах есть определенное противоречие, – замечает Лив. Появляется запыхавшийся Вильсон с мячиком в зубах. Он кладет мяч у ног хозяйки. Лив поднимает его с земли и снова швыряет вдаль. – С одной стороны, вы злитесь на них за то, что они вам ничего не рассказали, а с другой – вы злитесь на себя за то, что у вас не хватило веры в себя, необходимой для того, чтобы все свои проблемы решить самой.

– Послушайте! На меня за последнее время обрушилось много гадостей, в том числе и по вине близких. Вы не можете запрещать мне испытывать к ним соответствующие чувства.

– А я вам ничего и не запрещаю, – возражает мне Лив и делает большой глоток кофе. – Давайте-ка мы вернемся к нашей методике свободных ассоциаций, которую мы практиковали на наших самых первых занятиях.

– Зачем? Мне просто захотелось выговориться до конца о том, что случилось, и больше ничего.

– Это я поняла. Но поскольку сегодня вы пришли ко мне, а не я к вам, то потому я и диктую правила. Это во-первых. А во-вторых, свободные ассоциации помогут вам подключить к нашей беседе те самые ваши внутренние инстинкты, которые вы чаще всего отметаете прочь, не обращаете на них внимания, не прислушиваетесь к своему внутреннему голосу, сознательно игнорируете все его подсказки, хотя, быть может, вторичной подсказки вы уже не получите никогда.

– То есть снова возвращаемся к тем стенам, которыми я отгородилась от окружающего мира?

– А мы с вами за них еще даже не выходили.

Я тяжело вздыхаю.

– Я вам говорила о том, что в школе меня звали Снежной королевой? – Лив отрицательно мотает головой. – Так вот, меня звали Снежной королевой. Во всяком случае, так мне сейчас рассказывают.

Я вдруг вспоминаю песню The Beatles, в честь которой меня назвали. Но ведь это же песня о самой одинокой на свете женщине! Получается, что уже изначально у меня не было никаких шансов стать другой.

– А что для вас означает это прозвище? – спрашивает меня Лив.

– Наверное, именно то, о чем вы только что говорили. То есть привычка душить инстинкты и загонять все свои переживания вглубь возникла у меня не вчера. Видно, я всегда была такой.

– А какая вы сейчас?

Перед нами снова возникает Вильсон с обслюнявленным мячиком в зубах. Опять кладет его у наших ног. На сей раз с земли мячик поднимаю я и тоже бросаю его куда-то в сторону, насколько это мне позволяют все еще дающие о себе знать переломанные ребра.

– А сейчас, я думаю, наступило время перемен. Пора вытащить из себя все то, что скопилось у меня внутри за эти долгие годы, и дать наконец волю своей интуиции.

– Насколько я помню, вы утверждали, что люди не меняются.

Лив смотрит на меня с улыбкой.

– Меньше меня слушайте! – улыбаюсь я ей в ответ. – Будто вы не знаете, что перед вами сидит человек, который начисто лишился разума.

– Вот это да! – восклицает Андерсон. – Пожалуй, в последний раз я отправлялся колесить по стране на автомобиле сразу же после окончания колледжа, если еще не раньше.

Он удобно устраивается на водительском месте арендованной машины спортивного типа, которую мы взяли напрокат в понедельник утром. В салоне отчаянно пахнет застарелым сигаретным дымом, который владельцы автосервиса попытались уничтожить с помощью дешевого освежителя воздуха, пахнущего лимоном. При других обстоятельствах я наверняка бы взбрыкнула, потребовала бы заменить нам машину. Но так бы поступила прежняя Нелл. Зато новая Нелл воспользовалась советом Саманты и не стала зацикливаться на подобных мелочах. Да и то правда. Чего стоят все эти мелочи в сравнении с тем, что ты свалилась с самых небес и при этом умудрилась остаться в живых? А потому я молча пристегиваюсь ремнем безопасности, на какое-то время задерживаю дыхание, чтобы привыкнуть к запаху, и перестаю обращать на него внимание. Конечно, муторная смесь из никотина и искусственного цитруса, от которой сводит живот. Но ничего! Я привыкну. Не это же главное.

– И куда вы направились в то путешествие?

– Побросал кое-какие вещи в свой старенький «Вольво» и рванул вместе с однокурсником из своего родного городка Поукипси в Лос-Анджелес.

Андерсон заразительно смеется, видно, вспомнив какой-то забавный эпизод из давнего путешествия. Что именно? Дешевые номера в придорожных мотелях? Хорошенькую официантку, которую он подцепил на одной из стоянок и сумел затащить к себе в постель на одну ночь? Или то, как пришлось менять покрышки на подъезде к Солт-Лейк-Сити?

– Черт! Надо бы было позвонить своему приятелю, хотя бы поприветствовать его. – Андерсон умолкает и заканчивает негромким голосом, явно размышляя вслух: – Я ведь с ним не общался уже целую вечность.

– Зато я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь путешествовала по стране на автомобиле. Будем считать, что это мой своеобразный дебют.

– А что Рори? Она с нами не едет?

– Нет.

Он молча кивает в знак того, что информация принята к сведению. Как и то, что в человеческих отношениях существует пределы, за которые не стоит заходить. И вот она, моя красная линия, через которую я уже не переступлю. Пусть я свалилась на землю бог знает с какой высоты и осталась, по воле странных случайностей, в живых, но это вовсе не значит, что мне не больно, когда меня щелкают по носу, или что я стану подставлять другую щеку, когда меня ударили по одной.

– И все же постарайтесь простить ее, – говорит Андерсон примирительным тоном, включает зажигание, и мотор немедленно отвечает ему негромким урчанием.

– И это советует мне человек, который не может совладать с собственными эмоциями!

– Нет, это говорит вам человек, который раньше никогда не утруждал себя тем, чтобы думать о других. Так ведь проще жить, не правда ли? Но проще – это не всегда означает лучше.

Наверняка снова вспомнил старого студенческого дружка. Да, насколько проще была их тогдашняя жизнь. Забрасывай себе шмотки в машину, и перед тобой открытая дорога до самого Лос-Анджелеса. Конечно, лучше бы было снова повторить то веселое путешествие вместе с приятелем вместо того, чтобы ломать себе голову над всеми проблемами, которыми полнится его нынешняя жизнь. Сколько же горя принесла она нам обоим. Помнится, даже терпеливая Саманта сказала мне в госпитале: Какая жалость, что нам уже никогда не будет по двадцати одному году. С той лишь разницей, что на момент своего совершеннолетия я была совсем на такой, какой хотела бы быть.

– Так позвоните своему приятелю. Еще не поздно.