Элисон Скотч - Мелодия во мне

Какое-то время я слушаю их милую болтовню, а потом, извинившись, поднимаюсь со своего места и направляюсь в туалетную комнату, держа под мышкой тетрадь отца. Обе поклонницы тут же пристраиваются в нашей кабинке. Уж они-то точно составят мне достойную замену и не дадут скучать Андерсону. Он ни за что на свете не откажется от предложения Спилберга, размышляю я, стоя под дверью в дамскую комнату. Даже несмотря на то, что сейчас ему действительно очень непросто. Слышу шум сливаемой воды за дверью. Беру в руки тетрадку и нахожу в ней тот набросок, который так впечатлил меня при первом просмотре альбома. Чье-то потрясенное лицо. Ребенок? И глаза… Они мне знакомы. Чьи они? Рори? Нет. И не мои тоже.

Дверь в уборную распахивается настежь, и оттуда выходит растрепанного вида мамаша с неопрятным конским хвостом на затылке, ведя за руку своего малыша. Тот крепко сжимает крохотные кулачки, и оба они уверенно продвигаются к своему столику.

Я долго смотрю им вслед, наблюдаю за тем, как мальчик карабкается на высокий стульчик, как потом разливает по столу стакан с апельсиновым соком. А мать, уже вся на нервах, понукает малыша побыстрее разделаться с яичницей, потому что им немедленно надо двигаться дальше.

– Вы заходите? – Какая-то женщина трогает меня за плечо, и я вздрагиваю от неожиданности.

– Что?

– Спрашиваю, вы идете в туалет? Потому что мне нужно срочно.

– Пожалуйста, пожалуйста! Проходите!

Я взмахиваю рукой, давая понять, что путь свободен, и женщина торопливо минует меня и тут же захлопывает за собой дверь.

Ребенок. Прежде всего нужно узнать, что именно я собиралась делать со своим ребенком. Вот вопрос, на который я должна получить ответ в первую очередь. Чувствую, как судорожно сжимаются мои внутренности и сразу же пропадает аппетит.

– Я буду в машине, – говорю я Андерсону на обратном пути и направляюсь прямиком на стоянку. – Когда закончите есть, найдете меня там.

Выхожу на улицу и окидываю взглядом окрестности, будто ответ на мой самый главный вопрос спрятан где-то здесь, на стоянке, за кузовами многочисленных грузовичков, пикапов, мини-фургонов и прочих транспортных средств, до отказа заполнивших всю площадку. Нет, думаю я, ответ на мой вопрос находится где-то в другом месте, не здесь. Но если я действительно хочу получить ответы хотя бы на некоторые свои вопросы, то мне нужно более пристально смотреть по сторонам, чтобы обнаружить их.

Радиоприемник в салоне автомобиля практически не ловит ни одну радиостанцию, разве что какие-то случайные местные станции удается поймать по дороге, но и они тут же глохнут, не успев начать вещание. Даже сейчас, на стоянке, когда машина не движется, слышимость нулевая. Несмотря на конец октября, погода стоит замечательная. Листопад в разгаре. Окрестности американской столицы усыпаны разноцветной листвой, от пурпурно-красной до всех оттенков золотисто-желтого. Настоящее пиршество красок. В воздухе пахнет дровами и мускатным орехом. Опускаю окно, солнечные лучи приятно щекочут кожу лица. Ах, думаю я с отчаянием. Ну почему? Почему я ничего не помню? А как здорово было бы вспомнить именно сейчас, каково это – радоваться ребенком погожему осеннему дню, готовиться к предстоящему Хеллоуину или собирать тыквы у мамы на огороде для осеннего праздника. Только когда теряешь память, понимаешь, насколько она важна. В сущности, память – это фундамент нашей жизни, наше все . Разумеется, брак тоже входит в это «все». Так же, как и все близкие люди, осознание самого себя как личности, да еще твои представления о жизни, планы на будущее. И вот я сижу в салоне взятой напрокат машины, еду к любовнице своего отца, в дом, который я даже не могу вспомнить во всех деталях, и с неожиданной остротой понимаю, что я могу вообще ничего не вспомнить. Никогда! И никогда мне не вспомнить свои детские игры, как мы гоняли когда-то в футбол во дворе, наслаждаясь последними теплыми денечками уходящей осени, как лакомились вкуснейшим десертом – замороженным в сахарной пудре виноградом. И никто не расскажет мне, хорошим ли я была полузащитником, играя на середине поля, и болел ли за меня на этих матчах отец, стоя за боковой линией. Вот уж и правда! Откуда тебе знать, какая ты есть, если ты не можешь вспомнить, откуда ты родом.

Все последние месяцы я довольствовалась крохотными фрагментами воспоминаний, осколками былого, вдруг всплывавшими в моей памяти, думала, что со временем эти осколки сложатся в нечто целое, единое… Но если этого не случится? Если осколки так навсегда и останутся всего лишь осколками? Мысль о неминуемом провале всех моих усилий угнетает, действует на психику, вызывает нервную дрожь. Чувствую, как у меня потеет под мышками. Что, если и эта поездка закончится ничем? И отцовская тетрадь тоже ничего не значит?

Я кладу ее на колени и снова открываю, вожу пальцами по контурам таких знакомых глаз, выражение этих глаз буквально преследует меня, вызывает в моей душе какой-то смутный отклик.

Думай, Нелл! Думай! Кто это? Что это значит для тебя? Напрягаю извилины, пытаюсь замкнуть разомкнутые звенья цепи, чтобы по ним снова пошел ток воспоминаний, чтобы после стольких месяцев блужданий в кромешной тьме я снова увидела свет в конце тоннеля.

Я слегка откидываю спинку сиденья назад и закрываю глаза. Напрягаюсь, напрягаю все свои силы, стучусь в стены, которыми я отгородилась от мира, защищая себя, и пытаюсь приподнять их и сдвинуть в сторону. Зачем мне эта защита? Разве я уже и так не потеряла все? Ничего у меня больше не осталось и терять тоже больше нечего. О боже! Получается, я уже достигла дна? Но надо держаться, умоляю я свою волю. Держаться из последних сил. Иного выхода у меня нет.

В радиоприемнике что-то шипит, звук прорывается и тут же исчезает. Но вот все же слышится музыка, она заполняет собой салон автомобиля. И моментально начинает звучать во мне самой. Песня из числа тех, которые Рори перекачала на мой айпод. Все эти мелодии уже давно стали частью меня самой. Как и слова, на которые они написаны. Ван Моррисон, нарочито грубый голос с хрипотцой. Но как поет!

«Когда туман просигналит мне в свой рожок, знай, я обязательно вернусь домой. А если я вдруг не услышу сигнала, он просвистит мне прямо над ухом, чтобы я смог расслышать. И поэтому я ничего не боюсь».

Что-то вдруг вспыхивает во мне и, словно сноп искр, разлетается по жилам. Радостно бурлит кровь. Да, я вижу, я помню. Музыка прошлого вдруг сливается с музыкой настоящего, прошлое переплетается с днем сегодняшним, память и действительность, теперь и тогда. Все вместе и все едино.