Гийом Мюссо - Девушка и ночь

Он бросил на меня вызывающий взгляд, полный торжества и высокомерия. Как будто с первого дня надеялся повлиять на сложившееся соотношение сил. И я, наверное, впервые почувствовал животную ненависть, которую Пьянелли испытывал к нам.

– Вы убили двух человек. И вам придется за это заплатить.

Я отхлебнул пива и попробовал напустить на себя равнодушный вид.

– Я тебе не верю. Ты никогда не напишешь такую книгу.

Тогда он извлек из кармана пухлый конверт и передал его мне. Это был договор, подписанный им с одним парижским издательством, которое намеревалось в скором времени опубликовать его документальное расследование под названием «Странное дело: правда о Винке Рокуэлл» .

– Ты же ничем не сможешь доказать свою версию, бедолага. И своей книжонкой только подорвешь доверие к себе как к журналисту.

– А доказательства находятся все там же, в спортивном корпусе, – ухмыльнулся он. – Когда выйдет книга, уж ты мне поверь, родители учеников снова встанут на уши. И надавят на дирекцию так, что ей волей-неволей придется снести ту стену.

– Ответственность за убийство Винки и Алексиса Клемана уже потеряла силу в связи с истечением срока давности.

– Возможно, хотя с точки зрения закона этот вопрос остается спорным, зато ответственность за убийство твоей матери и Алексис Девилль сохраняется. Так что правосудие ухватится за кончик ниточки и распутает клубок всех этих убийств.

Я знал то издательство. Звезд с неба оно не хватало, да и бескомпромиссностью не отличалось, но у него нашлись бы средства на то, чтобы широко разрекламировать этот опус. Если Пьянелли и впрямь удастся выпустить свою книжонку, она произведет эффект разорвавшейся бомбы.

– Я что-то не пойму, Стефан, тебе-то ради чего нас разоблачать. Ради пяти минут славы? На тебя это совсем не похоже.

– Я делаю свое дело, только и всего.

– Значит, твое дело – предавать друзей?

– Стоп, мое дело – журналистика, да и друзьями мы с тобой никогда не были.

Тут я вспомнил притчу о скорпионе и лягушке: «Зачем ты ужалил меня? – спрашивает лягушка скорпиона, когда они вдвоем оказываются на середине реки. – Ведь ты умрешь вместе со мной». – «Потому что я скорпион», – отвечает ей тот».

Пьянелли заказал себе еще пива и вонзил мне нож в самое сердце:

– И правда шикарная история! Семейка Борджиа, наши дни! Спорим, «Нетфликс» с радостью снимет сериал про такое?

Я смотрел, как этот щелкопер радуется, предвкушая крах моей семьи, и мне захотелось его прикончить.

– Теперь я понимаю, почему Селин бросила тебя, – сказал я. – Потому что ты бездарность и законченная мразь…

Пьянелли было попытался плеснуть мне пивом в лицо, но я оказался проворнее. Отпрянул в сторону и нанес ему прямой в рожу, а потом боковой в печень, который свалил его на колени.

Когда я поздно вечером уходил из бара, противник мой лежал на земле, хотя на самом деле повержен был я. И в этот раз защитить меня было некому.

Антиб, 18 сентября 2002 года

Дорогой мой Тома!

После нескончаемо долгих месяцев молчания я пишу вам, чтобы сказать до свидания. Все так, к тому времени, когда это письмо пересечет Атлантику, моя земная жизнь закончится.

Перед смертью я счел необходимым попрощаться с вами. А также еще раз заверить вас, что мне доставляло огромное удовольствие быть вашим учителем и вспоминать наши беседы и время, проведенное вместе с вами. Вы были моим лучшим учеником, Тома. Не самым блистательным, поскольку не всегда заслуживали отличных оценок, но, безусловно, самым благородным, самым чутким, самым человечным и самым отзывчивым.

Главное – не печальтесь! Я скоро умру, поскольку жить дальше у меня больше нет сил. И не потому, что мне недостает мужества, а потому, что жизнь посылает мне испытание, которое я не вынесу, уж будьте уверены. А смерть – единственный достойный выход из кошмара, в который я оказался ввергнут. Даже книги, верные мои друзья, уже не служат мне поддержкой.

Трагедия моя до ужаса банальна, но хоть она и ничтожна, боль от этого не становится менее чувствительной. Много лет я тайно любил одну женщину, но не смел ей открыться, потому что боялся быть отвергнутым. Все это время я смотрел, как она живет, улыбается, разговаривает – только это и служило мне утешением. Наше духовное единство казалось мне бесподобным, и редкие ощущения того, что чувства наши взаимны, помогали мне удерживаться на плаву, когда я уже был готов пойти ко дну.

Признаться, я не раз вспоминал вашу теорию о проклятии благородных душ и наивно полагал, что смогу ее опровергнуть, но жизнь ответила мне неблагодарностью.

К сожалению, за последние недели я понял, что эта любовь никогда не будет взаимной и что эта женщина вовсе не такая, какой я ее себе воображал. Я определенно не из тех людей, которые способны влиять на свою судьбу.

Берегите себя, дорогой мой Тома, и, главное, не тоскуйте по мне! Я вряд ли смог бы одарить вас советами, но хорошенько взвешивайте, стоит ли ввязываться в ту или иную драку, поскольку вмешательства заслуживает далеко не каждая. Учитесь, Тома, сходиться с людьми, впрочем, не со всеми, и побеждать там, где я проиграл. Держитесь за жизнь всеми силами, ибо одиночество убивает.

Мне бы хотелось пожелать вам удачи в дальнейшем. Я ни на мгновение не сомневаюсь, что вы сможете преуспеть там, где я потерпел поражение, – в поисках родственной души, которая поможет пережить вам жизненные невзгоды. Ибо, как писал один из наших любимых писателей [167] , «нет ничего более ужасного, чем одиночество среди людей».

Будьте и впредь взыскательны к себе. Берегите в себе то, что сделало вас не таким, как другие мальчишки. И берегитесь дураков. Помните завет стоиков и не забывайте, что лучший способ защититься от них – постараться не быть на них похожим.

И хотя моя судьба, похоже, доказывает обратное, я по-прежнему убежден, что величайшие наши силы заключены в наших слабостях.

Обнимаю вас.

Антиб, клиника имени Жанны д’Арк

9 октября 1974 года

Франсис Бьянкардини тихонько приоткрыл дверь в палату. Оранжевые лучи осеннего солнца освещали наружные застекленные двери, выходящие на балкон. В этот предвечерний час покой родильного дома нарушал лишь отдаленный шум – закончились школьные занятия.

Франсис прошел в палату. В руках у него куча подарков: плюшевый медведь для сынишки Тома, браслет для Аннабель, два пакетика сухариков и кулек вишни амарены для медсестер, заботившихся о его близких, как ни о ком другом. Он положил подарки на передвижной столик, стараясь поменьше шуметь, чтобы не разбудить Аннабель.