Лоран Гунель - Бог всегда путешествует инкогнито

— Ты идеалист, Алан.

— Конечно идеалист.

— Это хорошо, но ты ошибся эпохой. Мы живем среди циников, и, чтобы пробиться, надо самому быть циником.

— Я… я не согласен. Точнее, я отказываюсь подчиняться этой точке зрения. Иначе все на свете ничего не стоит. Я не могу смириться с мыслью, что вся моя жизнь проходит под знаком добывания средств для оплаты еды, жилья, развлечений. Такая жизнь лишена смысла.

— Ну, как дела, мои несмышленыши? — спросил Артюс, заглянув в наши тарелки, уверенный в успехе своего блюда.

— Я вам такой фамильярности не разрешала, — заявила Алиса, сделав вид, что шокирована.

Артюс со смехом удалился.

— Мне надо найти работу, — продолжал я, — которая что-то давала бы людям, пусть вселенная при этом и не изменится. Я должен засыпать и просыпаться с мыслью, что день прошел не зря и камень в общее здание положен.

— Тебе придется смириться с очевидностью. Изменить мир ты не сможешь.

Я поставил свой бокал. Индейка в белом вине меня больше не манила. Я увидел, что Артюс собирается послать мне воздушный поцелуй. Он обитал в мире, который сам создал.

— А я убежден, что каждый из нас способен изменить мир. При условии, если не станем опускать руки, отказываться от того, что считаем правильным, и не позволим себя унижать. Иначе получится, что мы причастны ко всему, что происходит.

— Согласна, но это все прекрасные слова. При конкретном рассмотрении они мало что значат. И еще не факт, что, если ты останешься на этом предприятии, тебе удастся сделать так, чтобы люди не творили зла.

Я взглянул на Алису. Занятно, но у меня почему-то возникло ощущение что, как бы она ни старалась мне доказать бесплодность моих усилий, в глубине души она признавала мою правоту. Она потеряла надежду, но надеяться ей очень хотелось.

Я вышел на улицу в задумчивости, рассеянно окинув взглядом стены ресторана. Мои глаза остановились на последнем чудачестве Артюса — на стене красовалось изречение Ганди:

«Мы сами должны стать теми переменами, которые хотим видеть в мире».

— Что верно, то верно, от других перемен не жди!

Ив Дюбре откинулся в глубоком кресле и положил ноги на письменный стол. Мне нравился запах кожи и старых книг, который у меня навсегда связался с его кабинетом, с местом, где я доверился ему на другое утро после нашего знакомства. Мягкий вечерний свет, струящийся сквозь деревья парка, подчеркивал английский дух жилища Дюбре. Верный своим привычкам, хозяин дома тихонько покачивал кусочки льда в бокале бурбона.

— Я убежден, — продолжал он, — что все перемены происходят внутри нас, а не извне. Ни организация, ни правительство, ни новый хозяин, ни новый супруг, ни какой-нибудь синдикат не в силах изменить жизнь. А политика? Смотри: как только люди начинают надеяться, что вот-вот что-то переменится, что получается на самом деле? Вспомни Миттерана в тысяча девятьсот восемьдесят первом, Ширака в девяносто пятом, Обаму в две тысячи восьмом… Во всех случаях в них разочаровались. Суть проблемы совсем в другом. Суть в том, что никто не может изменить мир, не обретя самого себя. А для этого надо взять себя в руки.

И заметь, мысль Ганди опережает индивидуальные представления и личные ожидания перемен. Я думаю, что он говорит о тех глобальных изменениях, которые каждый хотел бы видеть в обществе, и о том, что гораздо действеннее самому воплотиться в путь и стать примером для других, чем критиковать и изобличать.

— Понимаю, мысль интересная, но ведь даже если я стану примером уравновешенности, что, собственно, и требуется на работе, мой патрон не станет относиться ко мне более уважительно.

— В известной степени ты прав. Если тебе не нравится, что твой патрон тебя не уважает, не жди, что он изменится: это твоя задача заставить себя уважать. Прикинь, что ты можешь изменить в себе, чтобы хотелось отнестись к тебе с респектом: может, манеру общаться, манеру говорить, сообщать о своих успехах… Может, стоит пресекать неуместные замечания… В конце концов, вредные менеджеры, у которых есть скверная привычка доставать подчиненных, изводят совсем не всех и не выбирают себе жертву наугад.

— Но не хотите же вы сказать, что жертва сама напрашивается на приставания!

— Нет, этого я не говорю. Конечно, это не ее вина, и нельзя сказать, что жертва его безотчетно провоцирует. Нет. Я хочу только сказать, что в ее поведении, в образе жизни есть что-то такое, что делает «доставание» возможным. И при этом мучитель прекрасно сознает, что если нападет на жертву, то от этого пострадает только она, а на остальных нападение никак не отразится.

— Скверно!

— Да.

— А… что способствует тому, чтобы человек оказался в такой категории?

— Трудно ответить. Причин много. Но доминирующей является, несомненно, дефицит самоуважения. Если человек не уверен в себе, он наверняка допустит несколько проколов, за которые зацепится мучитель. Ему достаточно только нажать там, где больно.

Мне вдруг стало нечем дышать.

— А можно немножко проветрить комнату?

Дюбре встал и настежь распахнул окно. Комнату наполнил теплый воздух, напоенный древесной влагой, а вместе с ним — нежные ароматы летнего вечера. В кронах платанов слышались приглушенные голоса птиц, столетний кедр важно покачивал ветвями.

— Я думаю… мне немного не хватает… самоуважения… Это не означает, что я совсем себя не люблю, вовсе нет, и я себя ощущаю… нормально, но это верно, меня легко вывести из равновесия любым замечанием или критикой…

— Я тоже так думаю. В следующий раз я дам тебе задание, которое поможет тебе обрести самоуважение, веру в себя и придаст тебе внутреннюю силу.

А я про себя решил, что лучше будет помалкивать…

— Но вернемся к нашим баранам… Хотелось бы думать, что тебе удастся поменять мнение и отношение к тебе твоего босса, изменившись самому. Но это ничего не изменит в том, что происходит у вас в офисе…

Скажем так… это потребует умения ладить с людьми, но я убежден: тебе удастся убедить менеджеров, на которых ты постоянно жалуешься, поменять взгляд на некоторые вещи. Ты должен также добиться от них целой серии повышений.

— Повышений я не заслуживаю…

— Ты так говоришь, потому что не знаешь, как взяться за дело, но в ситуации нет ничего рокового. Знаешь что, если ситуация тебя совсем не устраивает, есть ведь возможность поменять работу. Знал бы ты, сколько людей недовольны своей работой, ворчат, но остаются на местах. Человек страшится перемен, всего нового и зачастую предпочтет остаться в привычной скорлупе, даже если ему там тошно, чем вылезти из этой скорлупы в незнакомую обстановку.

Вспомни Платонову пещеру! Платон описывает людей, родившихся в некоем подобии темного грота и никогда его не покидавших. Эта пещера и была их универсумом, пусть темным, но привычным, а следовательно — надежным. Они наотрез отказывались выйти наружу, потому что незнакомый мир казался им враждебным и опасным. И до сих пор они так и не смогли увидеть, что за пределами их пещеры лежит напоенный солнцем, прекрасный и свободный мир…