Лоран Гунель - Бог всегда путешествует инкогнито

— Конечно…

— Это и есть то, о чем я говорю. Я хочу, чтобы ты оценил, насколько твой внутренний комфорт зависел от смены моей позы.

— Хорошо, так уже понятнее.

— Вот мой вопрос: если бы ты должен был со мной заговорить, ты бы сделал это более или менее охотно после того, как я поменял позу?

— Пожалуй, менее.

— Отлично. Закрой глаза… Вот так… А теперь открой.

Он снова изменил позу. Он упирался локтем в бедро, подперев подбородок ладонью.

— Я ощущаю… как бы это сказать… что за мной наблюдают. И это малоприятно.

— Согласен. Снова закрой глаза… Можешь открыть…

— Теперь гораздо лучше!

Он сидел, немного развалясь, положив руки на бедра.

— Давай еще!

Он еще раз двенадцать менял позу, и раза два или три я действительно чувствовал себя намного лучше.

— Катрин, ну как? — обернулся он.

— Все ясно, — отозвалась она, обращаясь ко мне. — Вы говорите, что вам более комфортно, всякий раз, когда Ив принимает ту же позу, что и вы. Когда же положение его тела не совпадает с положением вашего, вы чувствуете себя не так уверенно.

— То есть вы хотите сказать, что я чувствовал себя увереннее, потому что он держался так же, как я?

И я вдруг отдал себе отчет, в какой позе сижу.

— Именно так.

— Чудно! Вот так штука!

— А что, разве не так?

— И так со всеми людьми?

— Да. Ну, точнее сказать, с большинством людей, но не со всеми. Существуют исключения. Не крохоборничай, Катрин! На сегодня хватит, это ничего не меняет…

— А как же это объясняется? — спросил я.

— Это естественное явление, его открыли американские исследователи. Думаю, поначалу они обнаружили, что когда общение приятно обоим собеседникам, то по прошествии времени оба принимают примерно одинаковую позу. В общем, этот феномен в мире довольно известен. Ну, к примеру… двое влюбленных в ресторане почти всегда сидят одинаково: либо оба положат руки на столик, либо подопрут подбородок кулаком, либо держат руки на коленях… Оба наклонятся вперед, или откинутся назад, или примутся безотчетно трогать подставку для ножей…

— Очень удивительно…

— А потом исследователи показали, что этот феномен имеет обратную связь: стоит намеренно синхронизировать свою позу с позой собеседника, как вам обоим становится гораздо легче общаться. И в результате намного улучшается качество общения. Однако чтобы добиться большего, недостаточно просто использовать эту технику: надо иметь искреннее желание соединиться с миром собеседника.

— Очевидно, это очень сложно — и вы уже говорили, что я сопротивляюсь, — но ведь, пока поймаешь у собеседника манеру двигаться и жестикулировать, растеряешь всю естественность поведения.

Он улыбнулся:

— Хочешь, что-то скажу?

— Что?

— У тебя это получается само собой.

— Да нет!

— Уверяю тебя!

— Да ладно! Я же ничего этого не знал еще пять минут назад!

Его улыбка стала шире.

— Как ты будешь держаться, разговаривая с ребенком лет двух-трех?

— Мне нечасто доводится говорить с детьми…

— Ну, вспомни, когда говорил в последний раз.

— Сейчас… дней пятнадцать назад я разговаривал с сыном консьержки. Я еще его попросил рассказать, как прошел день в детском саду…

По мере того как я отвечал Дюбре, я осознавал, что все так и есть. И что самое удивительное, у меня в памяти четко всплыл этот эпизод: чтобы поговорить с маленьким Марко, я присел на корточки, став одного роста с ним, заговорил тоненьким голосом и старался подобрать самые простые и понятные слова, наиболее близкие его детскому словарю. И все произошло само собой. Я для этого не делал никаких усилий. Мне действительно очень хотелось услышать, каковы французские детские садики.

— И знаешь, что самое невероятное?

— Что?

— Если удается на долгое время поддерживать такое качество общения, этот момент становится настолько ценным, что собеседники бессознательно стараются его сохранить. Например, одинаково жестикулируют, а если один меняет позу, другой тут же его копирует, не отдавая себе в этом отчета.

— Вы хотите сказать, что если я в течение долгого времени подстраиваюсь под позу собеседника, а потом вдруг сам поменяю позу, то он начнет подстраиваться под меня?

— Да.

— Чудеса какие-то!

— Но при этом заметь, что желание общаться должно быть искренним.

— Вы говорите невероятные вещи!

То, что я услышал, меня поразило и вдохновило. У меня возникло ощущение, что до настоящего времени я был слеп и глух в вопросах, касавшихся общения с людьми. А теперь я сделал удивительное открытие: оказывается, по ту сторону слов существует масса вещей, о которых мы и не подозреваем, и наши тела тоже отправляют друг другу послания. Дюбре открыл мне новые пути общения…

Мне хотелось побольше об этом узнать, но он ответил, что на сегодня хватит, и проводил меня до дверей. Уже стемнело.

Я попрощался с Катрин, чья личность и роль во всей этой истории были мне пока непонятны. Она, видимо, относилась к категории людей, которым нравится окружать себя завесой тайны и придавать себе загадочность.

Я уже вышел за порог замка и шел по широкой дорожке к калитке, краем глаза наблюдая за Сталиным, когда Дюбре меня окликнул:

— Алан!

Я обернулся.

— Вернись, я забыл дать тебе задание!

Я застыл на месте. Ну вот, увильнуть не удалось…

Я вернулся в замок, прошел за ним через холл, и холодный мрамор гулким эхом повторял наши шаги. Мы вошли в какую-то незнакомую комнату, по убранству напоминавшую помещение старинного английского клуба. Все стены, до самого украшенного лепниной потолка, были уставлены старинными книжными шкафами. Две люстры на двенадцать лампочек распространяли из-под абажуров цвета коньяка теплый, интимный свет, и драгоценные тома на полках выделялись более рельефно. Возле шкафов кое-где виднелись лесенки красного дерева. Паркет в версальском стиле почти полностью покрывали персидские ковры. Повсюду стояли низкие глубокие кресла, обитые темной кожей, и среди них два больших кресла для бриджа. У стены возвышался огромный диван в стиле честерфилд.

Дюбре взял какую-то толстую книгу. Катрин осталась стоять в дверном проеме, внимательно за нами наблюдая.

— Назови мне любое число от нуля до тысячи.

— Число? Зачем?

— Назови, говорю!

— Триста двадцать восемь.

— Триста двадцать восемь… Ага, посмотрим…

Он начал листать книгу, явно ища страницу с тем номером, что я назвал.

— Это здесь. Прекрасно. Теперь назови любое от нуля до двадцати.

— А что это вы делаете?

— Число называй!

— Двенадцать.

Я присмотрелся к книге. Это был словарь, и Дюбре водил по странице пальцем в поисках слова.

— Десять, одиннадцать, двенадцать. «Марионетка». Не так плохо. Тебе бы меньше повезло, если бы ты попал, к примеру, на наречие.