Лоран Гунель - Бог всегда путешествует инкогнито

— Подождите!

Но он не обернулся, залез в машину и развернулся на площадке, подняв тучу пыли, которая вспыхнула в лучах фар. Черный «мерседес» умчался прочь, раскачиваясь во все стороны на ухабах. В воздухе снова повисла гнетущая тишина. Вокруг было темно — хоть глаз выколи. Я обернулся к замку и вздрогнул. В неверном свете заходящей луны он выглядел еще страшнее.

Только звезды, поблескивая в вышине, вносили в общую картину некоторое успокоение. От этого места веяло чем-то недобрым, и дело было не в том, что старые замки вообще вызывают тоскливое чувство. Я совершенно определенно знал, что эти развалины несут в себе мрачный заряд минувших страданий. Здесь происходили какие-то ужасные события, и камни хранят их следы. Я готов был поклясться.

Я устремился вниз по склону: хотелось скорее покинуть это место. Несколько раз я чуть не вывихнул ногу и, совсем запыхавшись, подбежал к последним жилым постройкам какого-то селения. Серые каменные дома были крыты круглой черепицей. Я замедлил бег, понемногу приходя в себя.

Ужасно захотелось есть. Не хватало еще об этом думать… Я не ел со вчерашнего утра, надеясь забежать домой пообедать. Жаль, что не забежал…

Я вошел в старую, еще спящую деревню. До восхода солнца делать тут было абсолютно нечего. Я уселся на каменную скамью и погладил руками ее шершавое сиденье, стараясь представить себе обитателей этих домов, мирно спящих на грубых простынях, впитавших в себя запах солнца. И оттого что я жив и снова нахожусь среди людей, меня охватило счастье.

День наконец занялся, и вместе с ним проснулись восхитительные запахи раннего утра. Передо мной медленно открывался вид, от красоты которого захватывало дух. Деревня нависала над пропастью на обрывистом склоне горы, покрытом деревьями и зелеными травянистыми террасами. Передо мной лежала долина, а напротив, в нескольких сотнях метров, высилась еще одна гора, гораздо выше той, на которой я стоял. На ее склоне виднелась деревня со старыми домами из серого камня. И повсюду сквозь деревья, кусты и колючки просвечивал двухслойный сине-зеленый камень.

Встало солнце, озарив необычную красоту этого места и разбудив острый аромат зонтичных сосен, под которыми я расположился.

Я оглядел деревню. Надо было как можно скорее собрать информацию, необходимую для того, чтобы вернуться. По склону горы сбегала всего одна главная улица. Я сразу подпал под очарование этого места, с его характерными домиками, с его возвращающим к истоку покоем, который особенно остро ощущался после парижской суеты. По дороге мне не попалось ни души, хотя из открытых окон то здесь, то там слышались голоса с гортанным горским выговором.

За крутым поворотом я увидел кафе, располагавшееся в первом, если считать с долины, или в последнем, если считать со склона, доме. С его террасы открывался головокружительный вид, двери были широко распахнуты. Я вошел.

За столиками, покрытыми пластиком, сидело человек десять. При моем появлении разговоры сразу стихли. Усатый бармен лет пятидесяти вытирал за стойкой стаканы. Я прошел по залу, бросив короткое «здравствуйте», которое осталось без ответа. Все сразу погрузились в свои мысли, склонившись над бокалами.

Дойдя до стойки, я поздоровался с барменом, который ограничился тем, что поднял голову.

— Будьте добры, могу я попросить стакан воды?

— Чего? — громко спросил он, обведя взглядом зал.

Я обернулся и успел заметить насмешливые улыбки на лицах посетителей.

— Стакан воды. У меня с собой нет денег… А я умираю от жажды…

Он ничего не ответил, но достал с полки стакан, наполнил его водой из-под крана и со стуком поставил на стойку.

Я отпил несколько глотков. Тишина начинала давить, надо было растопить лед.

— Хорошая погода сегодня, правда?

Ответа не последовало. Я продолжал:

— Я думаю, очень жарко не будет…

Он насмешливо взглянул на меня, не отрываясь от протирки стаканов.

— Вы сами-то откуда будете?

Чудо! Он заговорил…

— Я… я оттуда, из замка… сверху. Я сегодня утром спустился.

Он обвел глазами остальных посетителей.

— Послушай, малыш, думаешь, ты нездешний, так поэтому тебе можно нас дурачить? Здесь все знают, что там никто не живет.

— Нет… Но… меня привезли в замок ночью, а утром я спустился, я это хотел сказать. Я не шучу.

— Ты ведь из Парижа, а?

— Ну да, можно так сказать.

— Из Парижа или нет, какая разница, если можно так сказать.

Он говорил по-местному, нараспев, поэтому невозможно было определить, раздражен он или нет.

— А этот замок… он очень старый?

— Замок… — произнес он, еще больше растягивая слова, — замок принадлежал… маркизу де Саду.

— Маркизу де Саду?!!

Я не смог сдержать дрожи.

— Да.

— А… где мы?

— В каком смысле, где?

— Ну… где мы находимся?

— Слушай, парень, скажи-ка, что ты еще пил, кроме воды, а?

— Да… ну, в общем… это сложная история… Так где же я нахожусь?

Он хитро улыбнулся и обвел глазами зал:

— Лично я нахожусь в Лакосте, в Любероне, а ты, наверное, на другой планете, малыш…

По залу пробежал смешок. Бармен был очень доволен собой.

— Люберон… Но ведь это в Провансе?

— Ну вот, когда хочешь, так все понимаешь!

Значит, Прованс… Это не меньше восьмисот или девятисот километров от столицы…

— А где ближайший вокзал?

Он снова оглядел зал.

— Ближайший вокзал вон там, в Бонньё, — сказал он, показывая на деревню на другом склоне горы.

Я был спасен. Час-другой пешком — и дело сделано.

— А вы знаете, когда ближайший поезд на Париж?

Зал взорвался хохотом. Бармен торжествовал.

— А что тут смешного? Он что, уже ушел?

Он посмотрел на часы. В зале снова засмеялись.

— Но ведь еще очень рано, — сказал я, — наверное, будут еще поезда. Когда уходит последний?

— Последний поезд ушел… в тысяча девятьсот тридцать восьмом.

Снова взрыв хохота. Я сглотнул. Бармен смаковал свой успех, и по этому случаю налил всем по стаканчику за счет заведения. Посетители вернулись к своим разговорам.

— Слушай, малыш, я и тебя тоже угощаю.

Он поставил передо мной на стойку рюмку белого вина:

— Твое здоровье!

Мы чокнулись. Я не стал ему говорить, что не пью натощак: с меня на сегодня хватило насмешек.

— Видишь ли, вокзал в Бонньё закрылся семьдесят лет назад. Все поезда на Париж теперь ходят от Авиньона. Ближе не найдешь, парень.

— А до Авиньона… далеко?

Он отпил глоток и вытер усы тыльной стороной ладони:

— Сорок три километра.

Немало…

— А автобусы туда ходят?

— По будням ходят, но не по воскресеньям, малыш. По воскресеньям тут, кроме меня, никто не работает.

Он поднес свой бокал ко рту. У него был забавный акцент, он растягивал все «е» и вставлял их даже там, где их не было.