Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Даже когда ее уложили в кровать, она не могла говорить. Она только поглядела на него еще раз. Губы у нее посинели. И снова испуг пронизал его.

Она почувствовала, с какой нежностью он убирал ей волосы со лба, она пыталась улыбнуться ему. Это было труднее, чем здоровой женщине взвалить на свои плечи ради любимого всю тяжесть мира.

Врач, друг Михаэля, уже на лестнице сбросил пальто, в передней, не останавливаясь, собрал стетоскоп и, помедлив какую-то долю секунды перед дверью, спокойно вошел в спальню.

Недавно ему пришлось пообещать Лизе даже в худшем случае, не колеблясь, сказать ей всю правду о ее состоянии, и он был готов — в виде исключения — сдержать свое слово. Лиза была умная женщина, так что все равно обмануть ее будет нелегко, да и смерть за последнее время стала ближе ее душе, чем жизнь.

Когда он, пытаясь скрыть свою тревогу, присел на край кровати и нащупал пальцами медленный, чуть заметный пульс, Лиза открыла глаза. В них стоял тревожный вопрос.

Врач ответил, стараясь, чтобы его спокойствие не выглядело напускным:

— Сердечная слабость. Приступ слабости. Это пройдет. Но никаких волнений в ближайшее время!

И только тут она спросила:

— Доктор, я не умру? — И на губах ее появилась чудесная улыбка, вызванная надеждой и верой.

— Нет! — Он ободряюще рассмеялся. — Для этого вы еще слишком молоды. Конечно, будь вы на тридцать лет постарше… А так…

— Михаэль, дай мне, пожалуйста, зеркало и гребенку.

Ей сделали инъекцию. Пульс стал ровнее. Она сама поправила волосы. Потом заснула — успокоенная, ровно дыша.

— Я поражен. Такого тяжелого приступа я не ожидал. Но опасности нет никакой, — сказал врач Михаэлю. И это было его искреннее мнение. Потом он написал несколько рецептов.

— Мне-то вы скажете правду?

— Только правду… Сегодня вечером я приглашен в гости. Если понадоблюсь, позвоните прямо туда. — Он дал номер телефона.

В квартире все стихло. Шестнадцатилетняя помераночка, оставленная на страже у приоткрытой двери в спальню, задрала юбку выше колен и, вытянув безукоризненно прямые ноги, с удовлетворением рассматривала их. По приезде в Берлин она укоротила юбку на двадцать сантиметров и только теперь обнаружила, какие у нее ноги. Улыбаясь, она извлекла зеркальце из кармана передника, оскалила красивые белые зубы и третий раз в жизни попудрила маленькой пуховкой свежие, как яблочко, щеки.

В десять она пошла спать. Михаэль прикорнул на кушетке, прислушиваясь и думая о Лизе, потом о своей работе, потом опять о Лизе, и наконец уснул.

Разбудил его стон. Борясь с дурнотой, Лиза пересела в кресло, не спуская ног с постели; голова ее медленно покачивалась из стороны в сторону. Лицо побелело. Дыхание прерывалось.

— Что ты делаешь! — Испуг пронизал все его тело до внезапно отяжелевших ног. Он опять положил Лизу на кровать. Тело ее было безжизненно и неподвижно. Вдруг Михаэль всхлипнул — в эту секунду он понял, что ее жизнь в опасности. «Позвоню врачу». Он дал ей лекарство и бросился к телефону.

Нет, опасаться нечего. Пусть Михаэль положит ей на сердце холодный компресс. И опять Михаэль поверил ему, потому что хотел верить.

Она немножко отдышалась. Начала засыпать. Он без сна провел немало томительных часов у ее постели. Страх и возмущение доктором мешались с надеждой, что, быть может, доктор все-таки прав.

В восемь утра он наконец услышал торопливые шаги. В зеленоватом лице Лизы не было ни кровинки. Жили только глаза, полные смертной тоски.

— Теперь я упрекаю себя. Мне следовало провести ночь возле нее.

— Скажите мне правду!

— Положение очень серьезное. Надо взять сиделку. Служанка ваша мало что понимает.

С этой минуты Михаэль не мог больше есть. Он перестал бриться, перестал одеваться. Целыми ночами бродил в халате, но, подойдя к постели, улыбался спокойно и нежно. Он неплохо играл свою роль. Целую неделю он лелеял надежду, шагая взад и вперед по своему кабинету.

Пригласили профессора. Перепуганному, полному тревоги и страха Михаэлю он показался слишком молодым. Только когда профессор после осмотра зашел в кабинет, Михаэль увидел по его безбородому, морщинистому лицу, что тот много повидал и много испытал на своем веку.

Профессор сказал несколько слов, тихих, как его лицо. Слова не прогнали страх и не убили надежду Михаэля.

Под вечер, за двадцать четыре часа до смерти, Лиза в присутствии Михаэля сказала сиделке:

— А хорошо болеть, когда за тобой так ухаживают!

Такой уж была Лиза. Навсегда сохранила она свою верность жизни, всегда умела видеть хорошее в плохом и каким-нибудь одним душевным словом умела доставить людям радость.

Михаэль опрометью бросился к себе в кабинет. Все его оцепенение как рукой сняло. Он рыдал, содрогался от рыданий. Зажимая себе рот ладонью, — чтобы она ничего не услышала, — он упал в кресло и уронил голову на руки. Утром сиделка подошла к спальне Михаэля. Она остановилась в дверях. Он испуганно вскочил: «Что такое?»

*

Сиделка казалась очень взволнованной:

— Дело плохо. Ночь прошла так хорошо! Спала спокойно. Потом, вдруг… немедленно вызовите господина доктора.

Но на лестнице уже послышались торопливые шаги.

Сестра поддерживала голову Лизы. Она пыталась успокоить Лизу и все повторяла: «Да, да», — хотя не понимала ни слова. Лиза что-то взволнованно лепетала, двигая исхудавшими руками. У нее отнялся язык.

— Удар, — сказал врач. Лизе сделали инъекцию. Михаэль стоял у постели, как человек, который еще способен стоять, хотя пуля попала ему в сердце. Все чувства вдруг онемели.

Через несколько минут она заснула. Проснулась уже спокойная. И лицо стало спокойнее. Она пыталась что-то сказать и глядела на Михаэля, как прилежная ученица на своего учителя. На ресницах ее повисли слезы.

К полудню она вновь обрела дар речи. Улыбаясь, она взволнованно пожаловалась на врача скорой помощи. «Я еще хуже от этого разболелась. Но теперь мне станет лучше». Она подробно рассказала Михаэлю все, что произошло на пункте скорой помощи.

Еще раз надежда властно овладела им. Доктор остался. Напуганная служаночка праздно сидела на кухне и оживилась только тогда, когда Михаэль велел приготовить кофе для доктора.

Запела кофейная мельница. Это была жизнь.

— Ах, доктор, она не умрет?

— Удар был очень легкий. — Доктор заговорил совсем о другом, пытаясь отвлечь Михаэля от той мысли, которая уже не покидала его.

В квартире снова все стихло. Доктор прошел к Лизе. Михаэль вырезал из серого картона рамочку, приклеил сзади подпорку и вставил в рамку фотографию Лизы. Даже на этом детском снимке видно было, как хороши карие глаза, оттененные кожей цвета слоновой кости, и как безупречная белизна кожи кажется еще ярче рядом с золотисто-карими глазами.