Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Когда она испустила последний вздох и голова ее склонилась к плечу, отец забегал по комнате, горестно прищелкивая пальцами и причитая: «Ой-ей-ей». И это значило: «Вот я и остался один». Они пятьдесят лет прожили вместе.

«Сознаешь ты это или нет, но жизнь становится как-то холодней, когда у тебя умирает мать», — думал Михаэль, сидя в берлинском поезде. Он-то это хорошо сознавал. Как говориться в старых романах, мать всю жизнь верила в сына, писала ему об этом и доказывала свою веру ежемесячной присылкой тридцати пфеннигов; она слепо верила в него даже в те тяжелые годы, когда сам он столько раз приходил в отчаяние, задавленный нуждой и вечно подстерегающими человека душевными терзаниями.

На его звонок дверь открыла шестнадцатилетняя служаночка из Померании, которую Лиза наняла во время его отсутствия. Самой Лизы дома не было, она ушла к доктору. Ее болезнь — расширение аорты — с годами очень обострилась. Два раза в неделю приходил лечащий врач, два раза она ходила к нему.

Она сидела в вагоне трамвая. Дома она чувствовала себя сегодня не хуже, чем обычно. Но в трамвае она вдруг с удвоенной силой стала ощущать каждый толчок — тяжелые, глухие удары, против которых она была совершенно бессильна.

Островерхая башня церкви Поминовения вдруг опустилась на крышу вагона. Вагон шел по кругу, но в то же время он двигался и назад и вперед. Она побледнела от слабости и страха смерти. Прежде она никогда не боялась смерти. Придется выйти из вагона. Она побрела к двери.

Трамвай остановился. Еще одну секунду она продолжала стоять в уличной толчее. Потом силы покинули ее, она покачнулась и упала. Никто не поддержал ее.

Двое мужчин доставили ее в пункт скорой помощи. Один из них был приземистый, с выпяченными губами, на бульдожьей физиономии воинственно сверкало пенсне. Черная собака с лаем бежала рядом. Приземистый пинком отогнал ее. Лиза закрыла глаза и шепотом назвала свое имя и адрес. Собака залаяла еще яростней.

— Что с ней такое? — Врач скорой помощи мыл под краном окровавленные руки, в соседней комнате кричала раздавленная машиной женщина.

— Присядьте вот туда. — Вытирая руки, он подошел к Лизе. Покачивание полотенца перед глазами только усилило головокружение, ей почудилось, что она бесшумно катится в тряском вагоне поезда по грязному снегу. Голова Лизы склонилась на плечо.

— Позвоните, пожалуйста, моему врачу. Семнадцать сорок пять.

— Сперва мне надо знать, как вас зовут.

Она закрыла глаза и прижала кончиками пальцев жилку на шее. Сердце не работало. «Лиза Фиркант». У нее не хватало сил поднять голову. Лицо покрыла смертельная бледность. Коричневые круги под глазами стали совсем черными. Она еще раз прошептала свой адрес.

— Доставьте меня, пожалуйста, домой.

— Учтите только, что в этом случае вы должны будете оплатить карету скорой помощи. Вы замужем?.. Как ваша девичья фамилия? — Зазвонил телефон. Доктор швырнул на стол регистрационную книгу. — «Скорая помощь» слушает!

Раздавленная женщина за дверью кричала без передышки. К косяку двери прислонилась ее четырехлетняя дочка, по лицу девочки текли, смешавшись, слезы и сопли.

— Что, что? А как она выглядит?.. Высокая? Что это значит — высокая?.. Почему люди никогда не могут описать, как выглядят их близкие, с которыми они прожили всю жизнь? — обратился он к ассистентке. У той над прямым, как черта, тоненьким ротиком блеснули равнодушные и ясные синие глазки.

— Ваша жена была с маленькой девочкой?.. Тогда это не она, — он повесил трубку.

— Когда и где вы родились?.. Очень сожалею, но мне необходимо узнать, когда и где вы родились, — сказал он Лизе и записал ее ответ.

Комната куда-то поплыла. Лиза почувствовала приближение нового обморока.

— Моего врача! Семнадцать сорок пять.

— Ваша девичья фамилия? — И, повторив фамилию, переспросил: — Пишется через «и»?

Лиза боролась с обмороком, ей казалось, что она умирает и что именно человек с регистрационной книгой в руках убивает ее.

Приземистый сорвал с себя пенсне:

— Неужели вы должны до последней точки заполнить анкету, прежде чем помочь этой женщине? — Он снова насадил пенсне и выпятил губы.

— Если мы, милостивый государь, не заполним анкету на пострадавшего немедленно, то может случиться, что мы ее вообще никогда не заполним. А родственники тем временем будут сходить с ума от тревоги. Это тоже не надо забывать… Позвоните домашнему врачу, — сказал он ассистентке.

Раздавленная вдруг закричала нечеловеческим голосом, как дикий зверь. Девочка заплакала еще громче.

— Итак, на что вы жалуетесь?

Лиза попыталась поднять голову, голова бессильно упала.

— Сердце.

Ассистентка положила трубку.

— Врач говорит, чтобы вы немедленно дали ей дигиталис и доставили ее домой.

Дверь распахнулась настежь. Двое полицейских внесли какого-то старика. У него было зеленое лицо, забрызганный грязью котелок лежал на животе. Удушливый теплый запах карболки немедленно поглотил струю свежего воздуха.

— А вы уже опросили его?

— Да он еще не очнулся, — ответил полицейский, — а когда мы его нашли, он был уже без сознания.

Врач выпустил руку старика:

— Он умер. От удара. Позвоните в морг, — и повернулся к приземистому: — Ведь у него могут быть дети, жена, не правда ли? В городе имеется пятьдесят шесть пунктов скорой помощи, и каждый день на каждую станцию доставляют множество пострадавших. Мы живем в городе с миллионным населением. Теперь представьте себе, какая могла бы получиться путаница, если бы…

— Да, но…

— Никаких но!

— Да, но дайте же ей, наконец, лекарство! — приземистый и врач одновременно подскочили к Лизе, которая в забытьи сползала со стула.

— Звонил домашний врач. Он сейчас придет. Вашей жене стало нехорошо, — такими словами встретила Михаэля шестнадцатилетняя служаночка. Она всего третий день жила в Берлине и радовалась всему, что видела и слышала. Она была беленькая, как яблочко, крепенькая, как яблочко, и за эти три дня уже выучилась носить туфли на высоком каблуке и шелковые чулки.

Михаэль схватил телефонную трубку. Но, пока врач сообщал обо всем, что знает, Михаэль уже услышал тяжелые шаги по лестнице. Двое санитаров в серой форме внесли Лизу на носилках.

На прозрачное восковое лицо упали косицы волос. Руки были сложены на груди, как у мертвой. Она походила на еще не пришедшую в себя больную, которую уносят с операционного стола.

Страх, охвативший его, был так силен, что не мог длиться больше одной секунды. «Приготовьте постель!» Он бросился навстречу Лизе. Она открыла глаза и снова закрыла их — взгляд, лишенный силы, не взгляд даже, а просто поднятие век, и все же он прочитал в нем печаль, обреченность и в то же время мужество, как у каждого, кого коснется смерть.