Сергей Лойко - Рейс

Нет, нет, нет. Все варианты, кроме одного, в лучшем случае, очень, очень на тоненького. Если будет хоть какой-то шанс, то только один. Упустить его нельзя. Короче, нужно занимать место напротив сцены. Как минимум во втором ряду. Других вариантов нет. О них нужно забыть.

«Ах да, есть еще один, — улыбнулся сам себе Алехин, — всегда и в любом ряду можно успешно застрелиться из принесенного тобой же «пээма». На глазах у всех. Его ты этим точно не убьешь, но праздник, да, испортишь.

Значит, надо «покупать» билеты в первый ряд. Но как? Как? Как попасть в первый ряд на шоу, где все билеты проданы? Это главный вопрос. По какой системе рассаживают гостей? Кто?

Тут Алехин вдруг осознал, что думает совсем не как опер Бульдог, а как профессиональный бандит, как наемный убийца, и к месту вспомнил, как их в свое время даже учили, как вживаться в образ преступника, учили думать, как злодей.

«Для оборотня в погонах — это, оказывается, раз плюнуть», — снова улыбнулся Алехин.

Книжник не улыбался. Он словно слышал сквозь невидимые наушники каждое слово из внутреннего монолога Сережи. Ходил по залу молча, почесывая щетину на подбородке.

— Сережа, давай не будем затевать здесь еще одну панельную дискуссию, а поедем-ка ко мне, кино посмотрим, — сказал, наконец, Книжник, и они, проверив наличие ствола в бачке, отправились в Барвиху.

Идея заложить ПМ в бачок принадлежала Книжнику, вору начитанному и с воображением. Он не скрывал, что убийство продажного копа Майклом Корлеоне было одним из его самых любимых эпизодов в «самом лучшем романе всех времен и народов». Сергей, воспринявший идею с самого начала без особого энтузиазма, после осмотра зала окончательно убедился, что из этой затеи ничего путного не выйдет. Шансов занять середину первого ряда — один из тысячи. Не ночевать же в первом ряду, чтобы забить место, пошутил он.

Книжник ответил цитатой от своего любимого писателя:

— Сами написали, Евгений Тимофеич? — спросил еще более удрученный Алехин.

— Нет. Это Оскар Уайльд. «Баллада Редингской тюрьмы». Перевод Нины Воронель. Этот перевод лучше, чем переводы Бальмонта и Брюсова, вместе взятые. Честно, по-английски не читаю, но не удивлюсь, если перевод будет даже лучше оригинала.

— Это вы к чему, Евгений Тимофеич?

— А к тому дорогой мой, что главный герой этого произведения бабу свою убил и сел в тюрьму, где его повесили.

— О’кей, я услышал. Как это нам поможет?

— А так, что он бабу свою когда угодно мог убить и в любой позе. И ему это легче легкого было. Но следы он толком не замел и загремел.

— Его казнили?

— Да, в самом конце. Самая длинная поэма, что я в своей жизни читал. Даже «Песнь о Гайавате», по-моему, короче.

— Мы так и будем весь вечер литературу обсуждать?

— Нет, Сережа. Мы еще раз посмотрим любимый фильм. В двух сериях.

— Мы ж уже два раз смотрели, нет?

— Давай еще разок. Бог любит троицу.

— О’кей, как скажете, Евгений Тимофеич.

И далее до полночного часа они смотрели кино. С сайта Kremlin.ru.

Просмотрели в третий раз обе предыдущие ежегодные пресс-конференции Пухова в ЦМТ. Книжник за Алехина сделал домашнюю работу. Им не пришлось пересматривать каждое представление от начала до конца. Книжник перегонял запись по заранее отмеченным им местам, возвращаясь вновь и вновь к ключевым сценам. Уложились вместе с обсуждением в пять часов.

— Итак, подведем главный итог дня, Сережа, — Книжник щедро разлил виски в бокалы. — Укладку нужно производить только из первого ряда. А еще точнее, из его середины. Там всего шесть убойных мест. От этого бизнес-класса до стола на сцене, за которым сидит объект и его пресс-секретарь, полтора, максимум два метра. Ближайшие охранники — на сцене, в семи метрах. В зале — еще дальше, к тому же им придется вставать с кресел. А это потеря секунды, а то и двух. Низкого старта нет ни у кого, кроме твоей пули.

— Все верно. Вы прям мои мысли читаете. Есть один глупый вопрос, если разрешите. Как я попадаю в первый ряд?

— А у меня еще более глупый вопрос, Сережа. Или даже два. Во-первых, как ты, мусор, за три года нюх растерял? Но это вопрос скорее риторический. А главный вот этот будет. Внимание. Где оба раза сидел твой брат-близнец?

— В первом ряду. Но это же не значит, что и в этот раз так будет?

— А ты остальных персонажей рассмотрел? Ну рядом с ним? Баба эта с губами и сиськами? Долбанутый старпер с бородкой и плакатом «Интерсакс»? Зачем ему вообще плакат в первом ряду? Потом педик этот слева? Что тебе о них известно?

— Ну, понял. Не дурак. Они там оба раза засветились.

— Правильно! Более того! На тех же местах!

— И?

— Что «и»? Ты будешь сам решать задачку без неизвестных, или тебе, как троечнику, нужно в ответы и решения заглянуть?

— Евгений Тимофеич …

— Что? Я уже сто лет Евгений Тимофеич. Думай, Сережа, думай! Или мои шестьдесят четыре «лимона» тебе мозги совсем расплавили?

— Ну зачем вы так? Я ж вернул.

— Шестьдесят четыре?

— Нет. Но я ж объяснял…

— Объяснял. Да. Конвертация долларов в доллары. Ладно, проехали. Короче, ты заметил, чем еще наш клиент отличился?

— Прохоров?

— Нет, б…дь, Пушкин!

— Он задавал вопросы. Оба раза. По одному в конце каждой пресс-конференции. Но я эти кусочки уже наизусть выучил. В ю-тубе смотрел.

— Текст — это разводка для лохов, Сережа. Главное у нас, Сережа, как в театре, — время, место и действие! Ладно. Вижу, что устал. Шесть уроков да еще с физкультурой — это до хера. Но потерпи еще немножко. Как, ты думаешь, ему удавалось каждый раз задавать вопрос и каждый раз при этом с одного и того же места в первом ряду?

— Не знаю.

— А я знаю, — Книжник стал сухим пальцем отчаянно тыкать в изображение, застывшее на паузе на экране монитора. — Это, Сережа, его место. Он у них свой человек. Оно за ним зарезервировано. Как и у всех остальных. Как у армянки вот этой с увесистым бордюром, так и у волосатика пархатого, и у других из кордебалета, включая Прохорова твоего. Который, бац, и оба раза случайно на одном и том же месте. Таких случайностей не бывает, товарищ мент.

— А если бывают?

— Тогда спросишь сам у него, когда будешь аппаратуру и документы получать. По описи.

— А если он не скажет?

— Ты же мент, Алехин! И кличка у тебя Бульдог. Ты лучше меня знаешь, как с людьми разговаривать.

— Боюсь, будет мало времени для допроса с пристрастием.

— Посмотрим. В любом случае, когда зайдешь в зал, иди к сцене, будь на виду. Они сами тебя посадят. Ты ж не памятник.

Оба засмеялись, и Книжник снова разлил виски по бокалам.