Виктория Токарева - Дом за поселком: Рассказы и очерк [сборник]

Фома тоже несется параллельно, на морде азарт и воля к победе. Я не понимаю: что бы это значило? Собачья олимпиада или просто выброс энергии? Так или иначе, прогулка для Фомы — это основная составляющая бытия, как еда. А может, и важнее.

Привязать его к дереву? Кто будет привязывать и где взять веревку? Да и вряд ли он подчинится. Его надо поймать, держать. Он будет выворачиваться, выть, вырываться.

Мой муж Саша был против всякого насилия. Он всегда выступал на стороне Фомы: свобода и воля.

Я вдруг догадалась, что надо сделать. Следует загнать его в гараж, потом захлопнуть дверь и запереть. Он посидит в одиночестве пару часов, пока внучка не вернется с прогулки. Тогда можно будет открыть гараж и выпустить пленника. Он, конечно, будет обижаться, но недолго. Фома отходчивый.

Я так и сделала. Взяла веник и стала гнать Фому в гараж. Он решил, что я хочу его убить.

Оказавшись в гараже, Фома сел на бетонный пол и повернул ко мне морду. Он смотрел на меня, в его глазах явно читалось: «Как ты можешь хотеть моей смерти, когда я так тебя люблю?»

Его глаза были умоляющие и совершенно собачьи. Люди не умеют так смотреть и так покоряться неизбежному.

Я поставила себя на место Фомы. На его месте было невыносимо. Я выпустила Фому из гаража и отправилась с ним гулять в липовый парк, подальше от детской площадки.

Я пожертвовала своим временем и своими планами. Потратила на Фому золотые утренние часы.

Мне пришлось менять распорядок дня. Два раза в день внучка отправлялась на прогулку, я вынуждена была идти с Фомой в липовый парк. Но не такое это большое наказание: гулять в липовом парке.

Однажды Фома пропал.

Мой муж Саша стал нервничать: где Фома? Его могла сбить машина. У Фомы была отвратительная привычка облаивать машины и кидаться под колеса. В последний момент он все-таки отскакивал, но это был самый последний момент. Шофер выскакивал из машины и замахивался ногой на Фому, но Фома успевал увернуться.

Что случилось? Фома не успел отскочить, и машина его переехала, и он сейчас лежит на дороге с оскаленной мордой?

Второй вариант: его застрелили специальные молодчики (живодеры). В округе развелась целая колония бездомных собак. Они собирались в стаи, как волки, и нападали на людей.

Рядом с нашим поселком находился санаторий ФСБ (Федеральная служба безопасности, а это серьезная вооруженная организация). Они отвечали за отдыхающих и время от времени убирали лишних собак, как мусор.

Фома часто бегал один. Он выглядел вполне запущенным, и живодеры могли принять за своего, в смысле за бездомного.

Куда он делся? Хорошо, если его убили сразу. А вдруг только ранили, перебили позвоночник, и он теперь лежит и мучается?

Муж сходил с ума. Он бегал по поселку, громко звал: «Фома! Фома!»

Никаких результатов.

Муж написал на компьютере и расклеил объявления: «Пропала собака. Порода неопределенная. Шерсть светлая. Уши по бокам головы. Вознаграждение гарантируется». Эти объявления Саша расклеил по всему поселку.

Настала ночь. Фомы нет и не предвидится.

Саша не спал. Мне даже казалось, что он плачет.

— Перестань, — сказала я. — Это же не ребенок. Собака…

— В том-то и дело. Фоме не на кого рассчитывать, кроме нас. А мы его предали.

— Глупости. Просто Фома гопник. Бегает, где хочет и когда хочет. Ты не ограничивал его свободу. Вот и все.

— Мы — люди. Мы должны были предусмотреть. Мы его подставили.

Муж подозрительно замолчал.

— Заведем другую собаку, — сказала я.

— Таких, как Фома, больше нет, и я не хочу другую.

— Боже, если бы ты так же любил меня.

— Тебе не нужна моя любовь. Ты самодостаточная, и думаешь, что это хорошо. Ты думаешь, что это твоя сильная сторона. А это слабое звено. Женщина должна быть зависимой, как собака, тогда мужчина за нее отвечает.

— Интересно… — сказала я. — Значит, то, что я зарабатываю, тяну на себе весь воз, это плохо?

— Ты зарабатываешь и командуешь, как прапорщик. Как можно любить прапорщика?

— Люби Фому.

— Я и люблю.

— Значит, Фома тебе дороже меня?

— Если бы ты не явилась ночью, я бы подумал, что ты развлекаешься в свое удовольствие. Я бы не беспокоился.

Я поняла, что мы сейчас поругаемся, и вышла в другую комнату. Я тоже могла бы ему сказать, что на мне все нагрузки — и мужские, и женские: и зарабатывать, и заниматься домом. У меня нет ни одной минуты на себя, и я забыла, что такое женское счастье: что такое катание на лодке, цветы, смех без причины, маникюр и педикюр, восхождение на гору Кара-Даг.

Утром позвонила соседка. Сказала, что Фома ночевал у нее на участке, потому что не мог выйти.

Фома, оказывается, забежал к Альме, а соседка не заметила и заперла калитку. Фома не смог открыть и остался на ночь. А куда деваться? Пусть кто-то за ним придет, потому что Фома плачет.

Мой муж сорвался с места и рванул за Фомой. Калитка соседки запиралась на задвижку, и ее можно было открыть с внешней стороны, сунув руку в дырку.

Саша отодвинул задвижку и вбежал на участок. Фома устремился к нему навстречу. Саша присел на корточки. Они замерли, обнявшись. Выражение лиц у обоих было одинаковое.

Вышла соседка. Посмотрела и сказала:

— Мыльная опера. Мексиканский сериал.

Я тоже вошла в калитку. Приблизилась к влюбленной паре и сказала ревниво:

— А теперь обними меня.

Саша поднялся и обнял меня, отнюдь не формально. От его лица веяло Фомой.

Позже я спросила:

— А что это за объявление? Что значит «уши по сторонам головы»? А где они должны находиться, под носом? Или на лбу?

Саша подошел и обнял меня. Он меня ненавидел и любил одновременно.

— И что значит «неопределенная порода»? — продолжала я. — Очень даже определенная: дворня.

— Фома не дворня.

— А кто?

— Друг.

— Твой друг — Макс.

Макс был непосредственным начальником моего мужа. Золотые мозги — я имею в виду Макса, да и мужа тоже. Макс был еврей и алкоголик — две вещи несовместные. Но Макс успешно совмещал. По-еврейски это звучит «идише шикер», что значит «пьющий еврей». Макса грозились снять с работы, но замены не нашли. Он снял с работы сам себя. Ушел на тот свет. У него остановилась поджелудочная железа. Сказала: «До свидания, Макс».

Муж плакал на похоронах. Он знал: у него больше не будет такого друга. Они с Максом воспринимали жизнь абсолютно идентично. Им нравилось одно и то же и не нравилось одно и то же. Они любили разговаривать и молчать. Совместное молчание — это тоже общение.

Место Макса занял Фома. У Саши с Фомой тоже было много общего. Они одинаково любили пожрать, погулять по природе, пообщаться с прекрасным полом. Фома обожествлял Сашу, а Саша любил тех, кто любит его.

Время шло. Фома взрослел, матерел и состарился, в конце концов. У старости тоже есть свои периоды: юность старости, расцвет старости и дряхлость.