Тейлор Рейд - Настоящая любовь

– Да, – тихо произнесла я. Я сразу же удивилась тому, как трудно мне было произнести это вслух, насколько я оцепенела от изумления. Но он услышал меня. Он знал, что я отвечу. Он встал и поцеловал меня так, словно это было в первый раз.

Я почувствовала, что у меня к глазам подступают слезы, и понимала, что нет никакой возможности удержать их. Я начала реветь.

– С тобой все в порядке? – спросил Сэм.

Я решительно кивнула.

– Все замечательно, – ответила я. – Я…

Я не знала, что сказать, каким определением воспользоваться, чтобы описать прокатившуюся по моей душе волну ликования.

– Я люблю тебя, – сказала я, понимая, что это звучит более правдоподобно, чем когда бы то ни было.

– Я тоже люблю тебя.

Меня так и подмывало сказать: «Я так благодарна тебе» и «Не могу поверить, что это правда», но вместо этого я прижала его к себе и крепко, изо всех сил, обняла.

Сэм вытер мои слезы, когда мы поймали такси. Всю дорогу домой он держал меня за руку. Когда мы вошли в квартиру, он смахнул волосы с моего лица.

Он помог мне расстегнуть молнию на платье. Дойдя до постели, мы занялись любовью, лежа поперек кровати, словно у нас не было времени улечься нормально. Когда мы держали друг друга в объятиях, последние остатки существовавшей между нами стены рухнули.

После чего мы пошли в гостиную и, полунагие, охмеленные и потерявшие голову, вместе сыграли песню «Heart and Soul» [13].

Сидя рядом с ним на табурете у пианино, я сказала:

– Что, если бы я так и не зашла в музыкальный магазин?…

Сэм, нежно улыбнувшись, посмотрел на меня, продолжая как никогда мягко перебирать клавиши, а потом сказал:

– Но ты же зашла.

Я решила, что это ответ на роковые вопросы. Можно без конца спрашивать себя, что, если бы нечто не произошло, но ответ всегда будет: но оно произошло .

Что, если бы Джесс не полетел на вертолете?

Но он полетел.

Я решила больше не думать о том, что произошло бы, если бы все сложилось иначе, лучше сосредоточиться на том, что у меня перед глазами. Сосредоточиться на настоящем, а не мучить себя всякими домыслами.

Я поцеловала Сэма в висок.

– Отнеси меня в кровать, – попросила я.

Рассмеявшись, Сэм отнял руки от пианино.

– Хорошо, но в большинстве случаев, когда женщины так говорят, они намекают на секс.

Я засмеялась.

– Я намекаю на то, что я хочу спать, – сказала я.

А потом я взвизгнула, когда Сэм встал и взял меня на руки.

– Спи, – сказал он, кладя меня на кровать и подтыкая одеяло. Я уснула, лежа у него под мышкой, сразу же после того, как он сказал: – Я найду для тебя идеальное кольцо с бриллиантом. Обещаю.

В ту ночь я была счастлива.

Мне казалось, что я иду вперед.

Я думала, что Джесс, возможно, видит меня оттуда, где он сейчас, и улыбается.

Я не думала только, что Джесс жив. Через два месяца он вернулся домой. И увидел, что я натворила.

Я, уставившись в потолок, лежу в кровати без сна рядом с Сэмом. Наш серый кот Моцарт спит у меня в ногах. Его черно-белый брат Гомер никогда не покидает своего места под пианино в гостиной, разве что для того, чтобы поесть.

Сейчас почти девять часов утра, среда – один из моих выходных дней, и день когда у Сэма до одиннадцати утра нет занятий в школе. Когда мы так поздно встаем, я тешу себя иллюзией, что мы отправимся куда-нибудь позавтракать, но Сэм всегда, до самой последней секунды, отказывается открыть глаза. Вплоть до этого дня мы за весь учебный год ни разу не ходили никуда завтракать по средам. И теперь мне казалось, что Сэм и сейчас спит у меня за спиной.

Прошло семь недель с тех пор, как я узнала, что Джесс жив. Наш первый разговор был коротким и, естественно, касался здоровья Джесса, связь была ограниченной по времени. Последние новости я получаю от его матери, Франсины, по электронной почте.

Все, что мне известно, – это то, что ему грозит синдром возобновленного кормления и осложнения в связи с гипогликемией.

До вчерашнего дня врачи сомневались, отпускать ли его домой.

Но завтра он возвращается.

Когда вчера вечером я рассказала об этом Сэму, он сказал:

– Хорошо. Как ты себя чувствуешь?

Видит бог, я сказала ему истинную правду:

– Не имею представления.

Я сейчас нахожусь в полном смятении. Правда, я так запуталась, что с трудом могу понять, что со мной происходит.

То, что есть между мной и Сэмом… это любовь. Это чистая правда.

Но я больше не чувствую себя невинной, все непросто, и я больше не уверена, что это правда.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Сэм.

Я смотрю на него. Я даже не сразу понимаю, что он уже проснулся.

– Ох, – говорю я, снова устремив взгляд на потолок. – Ни о чем. Правда. Ни о чем и обо всем одновременно.

– О Джессе? – спрашивает он.

– Полагаю, что да.

Сэм, сглотнув слюну, умолкает, а затем отворачивается от меня, встает с постели и идет в ванную комнату. Я слышу, как он открывает кран, как плещется вода, когда он чистит зубы. Слышу знакомый скрип и урчание бритвы.

Звонит телефон, и я тянусь к прикроватной тумбочке, чтобы узнать, кто это. Номер мне не знаком. Следовало бы дождаться включения голосовой почты, но я не делаю этого. В последнее время я не могу удержаться и пропустить звонок.

– Алло?

– Это Эмма Лернер? – слышу я молодой женский голос.

– Это Эмма Блэр, – отвечаю я.

– Миссис… – Женщина осекается. – Мисс Блэр, меня зовут Элизабет Айвэн. Я звоню из журнала Beacon .

Я прикрываю глаза, чертыхаясь про себя вместо ответа.

– Да?

– Мы готовим материал о спасении Джесса Лернера из Эктона.

– Да.

– И нам хотелось бы предоставить вам возможность для комментария.

Я ловлю себя на том, что качаю головой, словно она способна уловить какую-либо из моих невербальных реакций.

– Простите. Не думаю, что я готова к публичному комментарию.

– Вы уверены? Семья Лернер согласна сотрудничать.

– Да, – сказала я. – Я слышу вас. Просто я не думаю, что мне будет удобно принять в этом участие, но большое спасибо за предоставленную возможность.

– Вы…

– Спасибо, мисс Айвэн. Хорошего дня.

Я отключилась, не дав ей продолжить разговор. Я дважды проверила, что выключила телефон, и откинулась на подушки, закрыв лицо ладонями и размышляя, неужели я до конца жизни буду находиться во власти таких противоречивых эмоций.

Потому что в последнее время я испытываю счастье и страх, радость и печаль, чувство вины и убежденность в своей правоте.

Полная тишина в комнате означает, что мой слух может сконцентрироваться только на звуке брызжущей из душа воды в ванной комнате.

Я думаю о том, как поднимается пар и какой он, наверное, теплый.