Пал Сабо - Пядь земли

— Когда обманывал, о позоре, поди, не думал? Пошли, пошли к начальнику. Мы тебя проучим, будь спокоен, — приговаривают железнодорожники и все тащат Ямбора; а тот трясет головой, будто, ему в ухо комар залетел. Шапка падает с головы, щебень пылит; вокруг собирается народ, хохочет над Ямбором.

— За что вы бедного? — сжалилась над мужиком молодая женщина.

Железнодорожники останавливаются, смотрят на нее. Видно, впечатление она произвела на них хорошее, и они охотно объясняют:

— За то, что обманщик он, извольте знать. Со старым билетом хотел проехать. Государству нанес ущерб. Пошли, пошли, — и дергают Ямбора так, что у того голова мотается на шее, будто у тряпичной куклы.

— Господи… Почему же вы билет не покупаете, дядя?

— Да я бы купил… Да я не потому не купил… Да я бы по почте прислал… — несет околесицу Ямбор. Причем скороговоркой. Будто слова его станут убедительнее, если он их единым духом выпалит.

Совсем разжалобил женщину мужик.

— Отпустите его с богом, я за него заплачу, — и уже сумку открывает. Звенит деньгами, ближе подходит с умоляющим видом.

На железнодорожников, по всему видно, женская красота тоже действует. Во всяком случае, совесть их довольно быстро смиряется с нарушением служебного долга. Конечно, что с него взять?.. Мужик неученый, деревенский… и у железнодорожников сердце есть, в конце концов. Они тоже люди. Один уже перестал держать Ямбора, лезет в карман за служебной книжкой и карандашом. Второй еще колеблется — но потом и он отпускает нарушителя. То на женщину глядит, то на Ямбора, то на товарища своего. Ямбор подбирает с земли шапку, отряхивает ее о голенище, надевает на голову. Кругом озирается. Будто большое несчастье с плеч свалилось. «Смотри-ка… — говорит, — смотри-ка…»

— Сколько платить?

— Два шестьдесят — билет да пенгё — штраф. Если уж на то пошло…

Дешево отделался Ямбор, ничего не скажешь. С благодарностью глядит на женщину. Знает, надо бы спасибо ей сказать… Но знает и то, что из спасиба шубу не сошьешь… да и не такое уж большое дело она сделала, если подумать. Не даром же она отдала свои деньги за здорово живешь. И верно: еще не убрав кошелек, женщина говорит:

— Вот так. Только уж вы вышлите деньги-то, дядя, да поскорее, я ведь тоже бедная, — и, написав что-то на бумажке, дает ее Ямбору. — Вот вам мой адрес.

— Как же, как же. Сразу вышлю, не извольте беспокоиться, — и читает адрес: Шара Кери, дипломированная акушерка, Мезётур, Петушиная улица, семь. — Уж вы мне доверьтесь. А я вышлю, хо-хо, еще как вышлю. Я ведь не кто-нибудь. Я выборный. В правлении. А с билетом не так все было, вы не думайте. Тут, знаете, было так… — и говорит, и говорит. Оправдывается. Во что бы то ни стало хочет доказать, что понапрасну обидели его железнодорожники.

— А из какой вы деревни, дядя? — спрашивает вдруг женщина. И собирается его адрес записать.

— М-м… из Нешты, — быстро врет Ямбор. Зачем ей знать, откуда он? Деньги он так и так отправит, а до остального ей никакого дела нет. Нельзя ведь знать наперед, что чем обернется. Ишь ты: из какой деревни?.. Записать хочет… Ямбор толкует что-то про Нешту, да только женщина все пятится и пятится от него. Потому что есть у Ямбора дурная привычка — когда говорит, слюной брызгать. Все лицо собеседнику заплюет.

Снова прибывает на станцию поезд; женщина подхватывает свои вещи, говорит Ямбору: «Будьте здоровы» — и торопливо уходит. Садится в вагон. Ямбор, оставшись один, задумчиво топчет борозды, пропаханные его сапогами, и знает уже, что не пошлет деньги ни почтой, ни по-другому. Что эти три шестьдесят для дипломированной акушерки? Можно сказать, ничего. Денег, поди, куры не клюют. Вишь, пальто у нее какое нарядное. А чулки. А чемодан. А он, Ямбор, мужик небогатый, ходит в отрепье, как последняя собака.

Все это в четверг случилось. А в воскресенье выбирало правление новую повитуху.

У Лайоша Ямбора дыхание перехватило уже в тот момент, когда он повестку прочитал. Дело и само по себе необычное, потому что были в деревне повитухи, даже целых три. Вот хотя бы старая Шара Баи, которая седьмой десяток доживает, но держится пока хорошо. Правда, никто еще в деревне трезвой ее не видал — да ведь одно другому не мешает. Сколько детишек довела она до крестной купели, и сосчитать невозможно. Или вот другая повитуха, Гуиха: эта еще в полной силе, даже можно сказать, сил в ней избыток… Как раз на прошлой неделе гонялся за ней под садами, во ржи, зять с палкой: оказалось, в связи она состоит с Лёринцем, полевым сторожем. А перед этим с кем-то другим состояла, а перед тем — еще с кем-то. Что делать, если натура у нее такая? Если кровь требует? Да как бы там ни было, а к роженицам ее часто зовут. Пожалуй, скорее для того, чтобы молодой муж на сторону не смотрел, когда ему поститься приходится… Третья повитуха — Ставичиха; она, правда, ремесло свое забросила. Не почему-нибудь, а потому, что сестра у нее замужем за секретарем в другой деревне, а тот не хочет, чтобы свояченица его повитушеством занималась, лучше уж он будет содержать ее на свои деньги. Так что теперь она живет как барыня, горя не знает… Словом, непонятно, зачем деревне при трех-то повитухах еще одну держать. Да не просто держать, а месячное жалованье ей платить, потом пенсию по старости… Бывают, однако, распоряжения, которые мужикам деревенским постичь не дано. Остается только подчиниться и выбрать повитуху, раз велят. Ничего не поделаешь. Против властей не пойдешь… Один лишь Янош Багди пробовал было воспротивиться.

— Не нравится мне это, господин секретарь, — еще на прошлой неделе сказал он секретарю.

— Почему же не нравится, господин Багди?

— Да ведь хватает в деревне повитух. А новая к тому же на шее у деревни будет сидеть.

— Что делать, господин Багди, таков закон. Нынче порядки не те, что в старое время. Заботиться надо о матерях, о детишках. Они наше будущее.

— Хм… обо мне вот, кроме Шары Баи, ни одна собака не заботилась, — говорит Багди задумчиво, но больше на своем не настаивает. Не совсем понимает он, в чем тут дело. Но и пытаться лбом стену прошибить не в его характере. Он лишь тогда согласен ломать копья, когда уверен в своей правоте или в том, что так будет лучше для деревни. Словом, подошло воскресенье, и правление собралось в назначенное время. Восемь заявлений поступило от желающих занять эту должность.

Со страхом шел к правлению Лайош Ямбор. Записка та, с адресом, так и стояла у него перед глазами… Да нет, не может быть… При чем тут Шара Кери? Да такая молодая, красивая барыня ни в жизнь не согласится в какую-то паршивую деревню пойти… А потом: этот самый Мезётур — ведь он черт-те где находится!.. Где-то далеко. Чуть ли не в Америке… Ну а чтобы уж наверняка не промахнуться, Ямбор спешно начал агитировать за Ставичиху, которая вчера вечером как раз к ним заходила. Хоть и не занималась последнее время она повитушеством из-за сестры, да ведь если жалованье месячное, пенсия, так она, пожалуй, не ниже будет рангом, чем сестра.