Михаил Белозёров - На высоте птичьего полёта

— Страшно, — испустила она дух и абсолютно не походила на себя, обычно бойкую, склонную к флирту и подмигиванию, классический продукт синдиката «Аптечный рай».

— Дальше будет ещё страшнее, — пообещал я.

— Тю! — судорожно замахнулась она на меня вилкой, в глазах её промелькнула обида. — Типун вам на язык, Михаил Юрьевич!

— И ради этого ты меня выдернула из дома? — укорил я, но не шибко, чтобы не пугать лишний раз, но и нельзя было давать ей выпасть из роли потенциальной любовницы, иначе она могла замкнуться и ничего мне не рассказать.

— Я уже сомневаюсь, стоит ли начинать? — призналась она, вспомнив о кокетстве.

Спас положение официант, который принёс водку и закуску.

— Будешь? — налил я ей и себе.

— Буду! — Она влила в себя водку так, как я вливал её в себя после рейда по тылам укрофашистов — с хищной жадностью, а потом решительно выложила: — Это я подложила Вадиму Куприну деньги!

И с вызовом посмотрела на меня, клонив голову набок: ну, что ты теперь со мной сделаешь, отшлёпаешь или в угол поставишь? Так я с удовольствием из твоих-то рук!

— Ты?!

Вот это был финал. Я поперхнулся, закашлялся, даже не сумев удивиться, потому что удивляться в этой Москве уже перестал, зато с гордостью мог сказать, что живу в эпоху беспрестанно крутящейся «Кухни» и Виктора Петровича Баринова собственной персоной с дворницкими усами и замашками поварского деспота.

— Да! — кивнула она. — Лера Алексеевна попросила меня передать ему пакет, а если Куприна не будет, то просто положить в шкафчик.

Она покраснела и даже страшно смутилась, но это ей даже очень шло — как кровавый цвет божьей коровке. Признаться, я позавидовал Зыкову: её воспалённые страстью глаза сверкали, как чёрные бриллианты в сто двадцать пять каратов, было, отчего с непривычки потерять голову и начать заикаться.

— Как просто, — среагировал я с опоздание. — И ты не знала, что в нём?

— Нет! — испугалась она так, что я испугался за неё. — Вы знаете, как я к вам отношусь! — добавила она на придыхании и состроила мордашку искупления грехов кающейся Магдалины.

— Догадываюсь, — осуждающе кивнул я и возгордился тем, что всё ещё непонятно почему произвожу на московских красавиц впечатление, хотя мордашка грехов мне и не понравилась, не люблю я, когда люди сразу сдаются.

— Я не знала! Клянусь! — воскликнула она ещё раз, чтобы пронять меня до дрожи в коленках.

У неё были такие просительные глаза, что я не устоял:

— Не бойся, никому не скажу.

Значит, Вадим Куприн не виноват. Это была новость, которая меняла всё, потому что получалось, что заговорщицей оказалась Лера Плаксина! Почуяла жареное и смоталась. Неужели она в сговоре с Андреем Годунцовым? Или он её тоже шантажировал? А может, они хотели прибрать контору к липким ручкам? Кто знает? Где теперь её искать, ума не приложу?

— Я потому страшно и перетрусила. А сегодня сообразила, что это как-то связано с Аллой Сергеевной, и позвонила вам. Только не выдавайте меня! Прошу вас! — Она артистично, а главное, поэтапно и красиво поскулила, как голодная собака, в предвкушении, когда ей кинут кусок мяса — тоже из моих рук.

— Не выдам, — опрометчиво пообещал я ещё раз, уступая её сногсшибательному напору.

— Она люто ненавидела Водогреева! — отблагодарила она доверительно, и глаза её блеснули, как два огненных смайлика.

— Это того, которого отдали под суд?

— Ну да, — яростно кивнула она. — Геннадия Ивановича! Мне кажется, это она его подставила!

Но тут явился кое-кто и испортил всю обедню, позлорадствовал я, однако, не испытал особого раскаяния и снова разлил водку по рюмкам. С такой же лёгкостью Лера Плаксина могла покушаться и на меня, а не на мою дивную шапку, делающую меня похожим на Аллу Потёмкину.

— Да у вас здесь банка скорпионов! — не удержался я от восторга.

— Ещё какая! — аж подпрыгнула Вера Кокоткина и снова влила в себя водку, как воду.

Я понял, что эмансипация в Москве в надёжных руках.

— А чего ещё? — Цинично воспользовался я ситуацией, полагая, что женщина создана для ничего не значащего обмана, ведь от этого не перевернётся мир, не погасит солнце да и земной род не прервётся.

— Ничего толком, — сыграла она сценку с унылым пожиманием хрупкими девичьими плечами. — А-а-а… вот ещё, я слышала, что наши тётки трепались в курилке о Гелии Уралове.

— Кто такой Гелий Уралов? — живо спросил я, играя камушками в горле, хотя теперь-то можно было догадаться.

— Это первый муж Аллы Сергеевны, — выразительно посмотрела на меня Вера Кокоткина, — который погиб три года назад.

— А что случилось? — удивился я, сообразив, что это я, а не кто-то другой, — второй, который уже подразумевается как юридический субъект в нашем конфиденциальном разговоре.

Я поймал себя на том, что давно было пора покопаться во всей этой странной истории, которую я ещё не понял, но руки не доходили, не потому что коротки, а потому что жаль было Аллу Потёмкину, всё-таки мне казалось, что я её люблю, если не так, как Наташку Крылову, то, по крайней мере, второй любовью — точно.

— Разбился через неделю, как я пришла на работу. Я его видела всего-то пару раз. Он был страшно нервным и всё время кричал.

— А почему?

— Не знаю! — дёрнула она плечиком.

— Значит, нервным?.. — переспросил я и легкомысленно хмыкнул: одно складывалось к другому: если он был любовником Леры Плаксиной, то нет ничего удивительного, хорошо ещё, что он не назначил её директором по маркетингу и рекламе, а всего лишь и.о., хотя, с другой стороны, обязан был маскироваться. Запутанная история, неразрешимая, как пятно Габора (одно время я увлекался логическими парадоксами). Ясно одно, Лера Плаксина использовала Гелия Уралова в своих планах, а то, что они у неё далеко идущие, я даже не сомневался. Теперь она предстала передо мной очень даже коварной женщиной с камнем за пазухой, а не просто записной стареющей красоткой, похожей на Джину Лоллобриджиду.

— Да, — честно-пречестно кивнула Вера Кокоткина и хотела что-то добавить, но постеснялась, как типичная красная девица.

— А показания ты не дашь? — уточнил я на всякий случай, хотя и так всё было ясно.

— Михаил Юрьевич! — взмолилась она так, что на нас оглянулись соседи, — я боюсь, мы с Сеней только начали жить, я вам потому и рассказала, что доверяю! — укорила она. — У нас в фирме все воды в рот набрали! Можно вылететь в два счёта! Где теперь такую работу найдёшь?!

Раскаянию её не было предела; ей бы в харизматические актрисы податься, а не перебирать бумажки и на кнопки нажимать. В этот момент я проклял ту злополучную сотню долларов, которая связала меня по рукам и ногам.

— Ладно, — пообещал я, — не выдам, не бойся. — И нарочно перекатил камушки в голосе.