Дун Си - Переломленная судьба

— Я сам из Дингуаньчана, это прямо у подножия горы, где ваша деревня. Обычно сто́ит нам поднять голову, как сразу видно то дерево из вашего ущелья. Оно и правда очень большое, его за десять с лишним ли [18] Ли — китайская мера длины, равная 500 м. видать. Однажды меня в пути застал дождь, и я спрятался под этим кленом, так у меня даже одежда не намокла.

— Неужели? — удивилась Сяовэнь.

Приятно взволнованный, Ван Чанчи не переставая потирал руки. Он потихоньку прикончил стакан пива, вытер рот и тоже стал вспоминать:

— Зимой, когда мы отправлялись в соседнюю деревню, где была начальная школа, каждый из учеников нес с со бой жаровню. Подойдя к тому дереву, мы бросали каждый в свою жаровню по охапке опавших листьев. Поскольку листья были влажными, а угольные брикеты не лучшего сорта, то листья, вместо того чтобы разгораться, начина ли дымить. Дым становился все чернее и гуще, и тогда все хватали свои жаровни и быстро бежали вперед, а дым длинным хвостом развевался за каждым из нас, словно мы были паровозами. Каждый раз, покидая дом, я непременно оборачивался, доходя до этого дерева, словно мне отдавал приказ кто-то сверху. И каждый раз, возвращаясь домой, едва я доходил до клена, как тут же переходил на бег — так мне не терпелось хотя бы на секунду раньше увидеть родителей. На самом деле дома меня не было по полгода, так что какая-то секунда тут ничего не решала, мой бег просто выражал мое настроение…

Пока Ван Чанчи делился своими воспоминаниями, глаза его увлажнились. А следом глаза увлажнились и у Сяовэнь.

— Куда это годится? — проговорил Лю Цзяньпин, и на его глаза тоже навернулись слезы.

И тут все трое заплакали — из-за обычного дерева.

Пустых бутылок у стола становилось все больше, и разговор мужчин набирал обороты. Слово за слово Ван Чанчи рассказал про свою травму на стройке. Выслушав его, Лю Цзяньпин вдруг задрал кверху левую руку. Только сейчас Ван Чанчи и Сяовэнь заметили, что у того не хватает на мизинце фаланги. Они выказали удивление, а Лю Цзяньпин в свою очередь рассказал, что палец он по неосторожности обрезал электропилой, когда помогал столярничать одному богачу. Сначала Лю Цзяньпин решил замять этот случай, но убедить себя у него не получалось: «С какой стати я вечно должен терпеть?» — подумал он и потребовал от хозяев компенсацию.

— Честно говоря, они оказались острословами еще по хлеще Лу Синя [19] Лу Синь (1881–1936) — известный писатель, родоначальник китайской современной литературы. , каждая их фраза убивала наповал, — продолжал Лю Цзяньпин. — Тогда я со злости встал у них на пороге как вкопанный и ни с места. Хозяйка испугалась и дала мне десять тысяч, но я от них не отстал. На следующий день хозяин добавил еще десять тысяч, а я снова не отстаю. Сегодня десятка, завтра десятка, навек бы остался с этим семейством. Но они тоже были не промах, иначе как бы заработали столько денег? На третий день они вызвали полицейского. Тот сказал, что если я сейчас же уберусь, он попросит их заплатить мне еще десять тысяч. Я про себя подумал, что тридцать тысяч за какую-то фалангу это очень даже здорово. Ведь вы же представляете, что в деревнях даже целая жизнь не стоит таких денег. К тому же мне нужно было как-то уважить полицейского.

— Тридцать тысяч? Черт побери! — подскочила на месте Сяовэнь. — Выходит, половина твоего мизинца стоит больше, чем член Чанчи?

— Вот поэтому, — продолжил Лю Цзяньпин, — вы должны отважиться и пойти прямо домой к своему боссу.

— Да он и так уже и лечение мое оплатил, и двадцать тысяч выплатил беспрекословно. Я уже поправился, захотел вернуться на работу и вернулся, что я буду на ровном месте попрошайничать?

— А то, что у тебя ничего не стои́т, это нормально? — вмешалась Сяовэнь.

— Если действительно не стои́т, то ты сильно разбогатеешь, — сказал Лю Цзяньпин. — Вы что же, газет не читаете? Недавно суд впервые выплатил компенсацию за моральный ущерб, так что в случае с твоей производственной травмой можно действовать по этому шаблону.

— А сколько выплачивают за моральный ущерб? — поинтересовалась Сяовэнь.

— Несколько десятков тысяч, — ответил Лю Цзяньпин.

— Так давай потребуем, — обратилась Сяовэнь к Ван Чанчи.

— Я с Хуан Куем и то не справился, где уж мне тягаться с большими начальниками?

Лю Цзяньпин с силой хлопнул Ван Чанчи по плечу и сказал:

— Если вы согласитесь, я возьму это дело на себя. Не буду скрывать, я этим занимаюсь специально.

— Специально выбиваешь выплаты для пострадавших? — уточнил Ван Чанчи.

Лю Цзяньпин самодовольно кивнул, точно этим стоило гордиться. На лице Ван Чанчи появилось некоторое сомнение, похоже, он не мог так сразу принять этот факт. Между тем Лю Цзяньпин пустился в объяснения:

— Некоторые ради компенсации специально отрезают себе пальцы, есть такие, которые заманивают какого-нибудь человека в шахту, потом проламывают ему там лопатой голову, после чего говорят владельцу шахты, что тот был их родственником.

— А разве это не преступление?

— Богачи первые встали на эту дорожку, а мы уж потом подтянулись. Раз мы не в силах одолеть толстосумов и совершить революцию, тогда нам, по крайней мере, надо дать им понять, что у нас есть не только кости, но еще и шипы.

Тут Ван Чанчи хлопнул об пол пустую бутылку.

— Ты согласен? — спросил Лю Цзяньпин.

Раздался повторный хлопок — Ван Чанчи разбил вторую бутылку. Напуганная его поведением Сяовэнь, залепетала:

— О предки, кончай уже бить бутылки, а то придется нашему ребенку собирать в будущем пустую тару.

«Хлоп!» — раздалось в очередной раз.

— Пятьдесят тысяч юаней, ты понимаешь сколько можно провернуть с такими деньгами?

Сяовэнь растолкала заснувшего было Ван Чанчи и помахала перед ним раскрытой ладонью. Мерцание уличных фонарей за окном превратило ее пятерню в расплывчатый веер, но через некоторое время Ван Чанчи разглядел в нем пальцы. С момента визита Лю Цзяньпина Сяовэнь день-деньской компостировала Ван Чанчи мозги компенсацией за моральный ущерб, не отставая от него до самой глубокой ночи.

— Но ведь двадцать тысяч возьмет еще Лю Цзяньпин, — напомнил Ван Чанчи.

— Пусть у нас останется тридцать тысяч, — говорила Сяовэнь, убирая большой и указательный пальцы, — но даже за тридцать тысяч в нашей деревне можно и дом двухэтажный построить, и ребенка вырастить, включая садик и учебу в средней школе.

Ван Чанчи словно ударили током в сердце, потому как, заговорив об учебе ребенка и строительстве дома, Сяовэнь попала в его уязвимое место. И все-таки он колебался. Бессознательно потирая правой рукой свое причинное место, он сказал: