Жиль Легардинье - Больше не промахнусь!

Через несколько минут полка занимает свое место.

– Ты эти книги хочешь сюда поставить?

– Да…

– Ты что, читаешь португальские романы?

Долго я так не выдержу. Обязательно на чем-нибудь проколюсь. В любом случае я не умею убеждать людей, разве только при помощи шантажа. Может, признаться ему во всем?

«Александр, я попросила тебя прийти под вымышленным предлогом, потому что мне не хватает смелости честно пригласить тебя и прямо сказать, что я давно уже в тебя влюблена, но не решаюсь признаться в этом даже себе самой».

Слишком длинно.

«Александр, эта полка – всего лишь повод, потому что я хотела сказать тебе, что ты много значишь для меня, и я надеюсь, что…»

Слишком запутанно.

«Александр, это полка консьержа, я не знаю португальского, но я люблю тебя».

– Мари? Тебе нравится?

– Просто класс! Огромное спасибо! Мама будет довольна. Она любит полки. И читает по-португальски.

– Тогда понятно…

Ничего тебе не понятно, мой дорогой. И если мы будем жить вместе, ты собственноручно снимешь эту дурацкую полку и заделаешь дыры. Ты меня простишь, и это будет самым большим доказательством твоей любви!

Александр аккуратно сложил инструменты и убрал мусор. Пока он моет руки в раковине, я достаю еду из холодильника.

– У меня не было времени что-нибудь приготовить. Поэтому все будет по-простому…

– Ничего страшного, спасибо, что вообще меня пригласила.

– Я давно хотела это сделать.

Классно, я осмелилась сказать ему это, и он даже не пикнул. И не помчался в ужасе к выходу! Он оборачивается и видит огромные коробки из кулинарии, расставленные на столе.

– Ты ждешь гостей?

– Нет, это только для нас.

Чудесная фраза, особенно если она обращена к нему. Он поднимает картонные крышки и шутит:

– С такими запасами можно выдержать долгую осаду!

Да, мой дорогой, мы будем сидеть здесь несколько месяцев, и рано или поздно ты набросишься на меня, потому что запасы еды подойдут к концу. Но мы не сдадимся! Когда не останется мебели, чтобы кидать из окна во врагов, мы станем швырять в них нашу горящую одежду. Мы будем голые, но непокоренные!

Мы садимся за стол и начинаем есть. Каждый берет что хочет из разных коробок. Появляется кот и запрыгивает на колени к Александру. Это замечательно! Парацетамол уже считает его своим. Я вижу в этом хороший знак. Может, кот объяснит ему, как мужчина мужчине, какая я хорошая девушка. И что из нас получится прекрасная пара. К тому же мы почти одного возраста. Я это знаю, потому что, оказывается, выучила его личное дело наизусть. Но в этом тоже не решалась себе признаться.

– Думаешь, Дебле будет играть по нашим правилам?

И вот он переводит разговор на профессиональную тему…

– У него нет выбора. Я в любую секунду могу позвонить его жене.

– Здорово вы его прижали.

– Раз уж мы заговорили о работе, скажи, если мы выкупим компанию, вы с ребятами останетесь?

– Думаю, да.

– Отличная новость.

Мы еще поговорили о будущем компании, о коллегах, о всякой ерунде. Я пыталась перевести разговор на более личную тему, но у меня плохо получилось. В итоге мне пришлось довольствоваться несколькими фразами, реальный смысл которых я намеренно исказила, чтобы услышать именно то, что хотела. «Садись поближе», «Все, что у меня есть, – твое» и «Когда гаснет свет, я превращаюсь в зверя». Не буду уточнять, в каком я была состоянии. Но должна признаться честно: «Садись поближе» было сказано, потому что коробки заняли весь стол, и мне остался только маленький уголок. «Все, что у меня есть, – твое» относилось к шурупам и гвоздям из его ящика с инструментами, когда он узнал, что теперь мне нужно повесить картину. А с фразой «Когда гаснет свет, я превращаюсь в зверя» я вообще сжульничала, объединив два обрывка разговора, не имевших ничего общего и прозвучавших с интервалом в десять минут. Стыдно, но мне понравились эти слова, произнесенные его голосом.

Время идет, а я по-прежнему не сказала ему самое главное. И чем дальше, тем сложнее это сделать. Плюс в том, что он не торопится уходить. Зато смелости у меня – как у карликового кролика, и это минус. Я жалкая трусиха. Из тумана моего измученного разума возникают лица Эмили и Сандро. Словно призраки, они преследуют меня и подвывают: «Скажи ему о своих чувствах!», «Признайся ему, мямля несчастная!». Думаю, вы поняли, кому какая фраза принадлежит. К сожалению, после злоключения в поезде-призраке привидения не пугают меня настолько, чтобы я могла преодолеть свою трусость.

Я уже предвижу момент, когда он соберется уходить, коллега и замечательный друг, который так и не стал тем, кем я хотела его считать. Мне срочно требуется какое-нибудь чудо, божественное вмешательство. Например, милосердный Господь мог бы написать огненными буквами на кухонной стене: «Александр, возьми эту женщину в жены. Люби ее, защищай и позволяй покупать столько туфель, сколько она захочет! Такова моя воля». И удар грома, чтобы все выглядело еще серьезнее. Да, представьте себе, боги завершают свои фразы ударами грома вместо точек!

Правда, огненные буквы испортят стену, ну и что, мы все равно уже насверлили в ней дыр.

Александр помог мне убрать со стола. Я старалась делать это как можно медленнее. Говорила все, что в голову взбредет. А вы знаете меня уже достаточно хорошо, чтобы представить, что творится в моей голове. Должно быть, он принял меня за умалишенную, учитывая вопросы, которые я задавала ему, чтобы выиграть еще несколько драгоценных секунд. Я даже дошла до того, что упомянула его огромную дрель, которая сверлит так громко… Надеюсь, Эмили никогда не получит доступа к записям этой беседы, иначе я до конца моих дней не смою с себя позор. Я шучу, но этими бессвязными речами вряд ли смогу донести до Александра свои чувства. Мне хочется часами напролет просто смотреть на него. Мне хочется попадать в неприятности, зная, что он поможет мне из них выпутаться. Хочется отдать ему все. А еще хочется сорвать с него одежду. Но я просто стою и смотрю, как он надевает куртку. Я предлагаю ему забрать с собой остатки еды, потому что не хочу держать осаду в одиночестве.

– Спасибо, Мари, ты очень любезна, но я редко ужинаю дома.

Он целует меня на прощание. Его щека слегка колется. Я ощущаю его тепло. И он унесет с собой частичку моего тепла.

Я себя ненавижу. Только я виновата в том, что со мной происходит. Отныне я запрещаю себе жаловаться на судьбу. Пенять нужно только на себя, и именно это я сейчас делаю. Я просто подожду, пока он уйдет, и врежу себе по физиономии. Потом обругаю себя и в ярости на себя наброшусь. Мы будем драться со мной, повалимся на пол и что-нибудь сломаем.

Александр открывает дверь. Уже слишком поздно. Внезапно он наклоняется и подбирает что-то с коврика.